Наряженная елка искрит огнями, сливаясь в яркое пятно.
Послезавтра Новый год. Платье купила, синее… с бантиком…
Оседаю по стене прямо в сугроб. Морозно. Слезы замерзают на
щеках, но я не чувствую холод снаружи. Внутри меня зима. Все
кончено. Никому не нужно мое красивое платье... И я… никому не
нужна.
— Нет, малыш, я не буду так говорить… — обхватываю руками
огромный живот. — Ты не заслужил, а мама просто дура…
Медленно ползу по стене, чтобы не упасть. Я в скользких
шлепанцах, даже не в сапогах. Ноги разъезжаются, перед глазами все
плывет… Как же он так с нами?..
— Проваливай к своему «спонсору», — голос Вовы стоит в ушах.
Лицо мужа перекошено от злости. Он швыряет мне куртку и выталкивает
за дверь. В домашних тапочках и халате. Беременную, на восьмом
месяце.
— Но… за что?! — хватаю его за руку, но он отмахивается от меня,
как от надоедливой мухи и уходит. — Ты куда? Не уезжай! — кричу, а
он даже не оборачивается. — Зима же... Я замерзну… мне нельзя!
Пожалей хотя бы нашего сына!
— Нашего?! — резко останавливается.
— Ты продажная, расчетливая мошенница! Ничтожество! — унижает
меня на весь двор, отчего закрываю уши. — Вот тебе «подарок» на
Новый год! Ни в чем себе не отказывай! — Он кидает на снег
несколько купюр и, садясь в машину, уезжает.
А я так и остаюсь, не веря в то, что это происходит со мной.
Вова… мы же с ним были счастливы.
Осознание, как снежный ком обрастает страшными картинками: 29
декабря, мне некуда идти. Я совсем одна в чужом городе. Отец после
операции в Новосибирске… Ему обуза не нужна. Да и жена его молодая
вряд ли меня примет… А кроме него, больше никого нет. Мы с Вовой в
Москву перебрались не так давно. Друзьями не обжились…
Нужно срочно согреться. Кутаюсь в коротенькую куртку. Зубы
начинают стучать, а ноги трясутся. Но я стараюсь. Делаю шаг в
сторону дороги. Кто-нибудь остановится, надеюсь… Хотя кому нужна
беременная женщина? Никому. Даже собственному мужу…
Слезы снова заволакивают глаза. Я почти дошла. Еще пару шагов. И
темнота.
— Девушка! — чувствую, как меня шлепают по щекам.
— Ты чего, совсем?! Ее не хлестать надо, а в машину скорее!
— А если родит?
— А если я тебе сейчас сковородкой по голове дам?
— Понял, не кипятись!
Открываю глаза. Надо мной склонились двое: парень и девушка...
со сковородой в руках. Может, померещилось?
— Жива?
— Да, — слабо киваю.
— Встать сможешь?
— Постараюсь.
Меня подхватываю под руки.
— Где живешь?
— Здесь.
— В смысле?! В сугробе?
— Нет… в том доме, — указываю на таунхаус.
— А… Прекрасно. Мы тебя сейчас проводим, — обещает девушка. —
Как же ты так? В гололед из дома вообще страшно выходить… А уж с
таким-то животом! Да еще и в сланцах…
— Я… это… ключи потеряла. А муж в командировке, — вру. Мне
стыдно признаться, что идти теперь некуда.
— И как быть? — переглядываются. — Соседи есть?
— Нет… Все разъехались на праздники. Вы можете меня в хостел
отвезти? Я заплачу за проезд.
— Это там, где койки как в пионерском лагере? — поднимает брови
парень. И я снова киваю. Денег, что у меня есть, хватит только на
место в таком «лагере». А на улице зима, все лучше, чем на морозе…
Переживу праздники, а там видно будет.
— Это, конечно, не дело…
— Маш! Мы, вообще-то, опаздываем, — обрывает ее друг.
— Так, ладно, давай в машину. Придумаем что-нибудь, а то
окоченела вся.
Меня сажают на сидение «Лады» и включают печку на полную.
«Мир не без добрых людей…» — мысленно обращаюсь к своему
пузожителю, успокаивая его. Дышу. Но он не намерен соглашаться. Его
крупно обидел папа, и малыш капризничает, срываясь на мне.
Обхватываю руками живот и резкая боль сдавливает все внутри.
— Эй! Тебе плохо?
— Н… не знаю…
— Вань, в больницу надо, похоже… — не на шутку пугается
Маша.