Дорогой читатель! В книге присутствуют древнерусские слова,
цель которых подчеркнуть деревенский быт. Слова будут помечены
знаком *, а их значения будут приведены в конце каждой главы.
Приятного чтения!
Небольшой дворик был обнесен прочным деревянным забором,
верхушка которого едва доставала до груди стоящего в полный рост
человека. На одной из досок уже неделю, словно флаг, развивалась
ткань от рубахи неудачного воришки, решившего посягнуть на
соседские яблоки. Сами деревья, стоит заметить, росли позади
одноэтажного аккуратного домика, в окнах которого трепыхались
белоснежные выстиранные в реке занавески. Под створками,
украшенными незатейлевой резьбой местного мастера, цвели
пышные пионы, распространяя на весь дворик чудесный аромат, к
которому примешивался запах пекущихся в доме пирогов и дым, идущий
с лугов, где в очередной раз что-то жгли. Рядом с цветами уже как
месяц покоилась сломанная тележка из кузницы, и опорой ей, заместо
небольшого колесика, служил камень, который дети успели разрисовать
мелом. Крепкий стол с двумя скамейками стоял аккурат у забора в
тени старой яблони, плоды которой постоянно падали на голову тем,
кто решался отужинать на улице. В этом месте мы проводили большую
часть вечеров, что были в деревушке очень шумными.
Селение наше издавна кличут Дасинкой, а откуда название такое
причудливое пошло, уж и не помнит никто. Живет в Дасинке человек
пятьдесят, что знают друг друга в лицо, оттого и дружат. Да и земли
у нас такие плодородные, что сами эльфы позавидуют, поэтому каждый
житель, пашущий утром на огороде, всегда со своим урожаем. Часть,
правда, ежегодно должно в столицу направлять, как налог. Раз в
сезон к нам и рыцари королевские наведываются, одним словом, живем
мы не скучно. Точнее, у нас времени на скуку нет. Животины сами
себя не покормят, огороды сами за собой ухаживать не будут, а ежели
еще и жизнь семейная, то работать без продыху весь день приходится.
Поэтому вечерами Дасинка становится очень шумной – отдыхает люд
деревенский, на солнце обгоревший.
Кличут меня Ани. Не люблю я свое полное имя – Аниселия. Мне его
и дали-то случайно, когда бабуля из соседней комнатушки чихнула не
вовремя. Папаня мой – ярый приверженец сельских традиций – около
получаса бродил по избушке, швыряя по углам книжку с именами, а та
все время захлопывалась в полете. Маманя меня Алей кликать хотела,
но потом соседка свою дитятку также назвала, и её фантазия на этом
исчерпалась. Когда 16 зим миновало, родители мои в другую
деревеньку перебрались, оставив мне тут избушку, большой огород, да
коровку по кличке Пани, поэтому в свои девятнадцать годков я
невестой считаюсь богатой. Пора бы и мужаткой* становиться, да ведь
не за кого выходить. Повадился тут, правда, один. Из рыцарей, не
пальцем деланный. Да не люб он мне, под каждую юбку пока не
заглянет – не угомонится. Да и ежели замуж за него, то в городок
перебираться придется, а деревенские свои хозяйства на произвол
судьбы не бросают. Не любим мы высшие сословия, а они нас не
чествуют, уж дюже ценности разные. Куда я только рыцаря того ни
посылала, а он все назад возвращается, и так ехидно улыбается, что
хочется тяпкой ему по башке дать. Еще бы не улыбался: если рыцарь
простолюдинку замуж зовет, она ему не должна отказывать. У нас
рыцари эти самой церковью благословлены. И что делать-то теперь,
ума не приложу.
– А вот и пироги! – дверца домишка распахнулась, и на пороге
показалась пухлая женщина, несшая в руках поднос. На нем, испуская
аромат, от которого желудок довольно заурчал и свернулся в комок,
лежали горячие пирожки. Рядом с ней носилось трое детишек, чьи
босые пятки уже выглядели черными. – Налетаем, курочки мои, тут и с
капустой, и с яблочком, – женщина поставила поднос на стол, на
котором уже стоял блестящий красивый самовар.
