Женщинам из рода Королёвых не везёт в браке. Это аксиома. По
крайней мере, для моей матери, уже шесть раз отметившейся в
загсе.
И вот она снова разведённая и одинокая.
И это явно наследственное. Потому как моя бабушка тоже частенько
бегала замуж, и всякий раз неудачно. Якобы всё дело в моей прапра…
и ещё много раз «пра» бабке, которую чёрт угораздил сходить налево.
Её благоверный, узнав об адюльтере, недолго думая, помчался
жаловаться своей сестре. Ведьме и по призванию, и по профессии.
Которая прокляла нас… Ладно бы до седьмого колена. Но эта канитель
с неудачными замужествами тянется уже бог знает с каких времён.
Украдкой взглянула на Лёшку, внимательно слушающего напутствия
священника. Нет, на мне это дурацкое проклятие однозначно
споткнётся! Я от любимого ни на шаг. И он от меня тоже.
Друзья, шутя, называют нас сиамскими близнецами. Потому как за
последние семь лет дольше, чем на неделю, мы не разлучались. Не
могу себе представить жизнь без него. Без такого родного и
привычного. Мы вместе со школы, и, глядя на точёный профиль
благоверного, вырисовывающийся в полумраке храма, я была уверена,
что ничто не сможет этого изменить.
Как же жестоко я ошибалась…
Держа в руках зажжённые свечи — символ чего-то там, за
благовонным дымом, что источала золочёная кадильница священника, мы
проследовали к центру храма. Остановились перед аналоем, на
котором, белея страницами, лежало раскрытое Евангелие.
Сколько себя помню, я была атеисткой. Или безбожницей, как
любила укоризненно повторять бабушка. Я никогда не верила, не верю
и ни за что не поверю во всю эту магическую белиберду. Просто маме
и бабуле попадались не те мужчины.
Но уж мне-то точно попался тот! Самый-самый, единственный и
неповторимый.
Всю свою сознательную жизнь я внушала себе, что нет и не было
никакого проклятия. И тем не менее, когда Лёшик сделал мне
предложение, поначалу засомневалась: а стоит ли наступать на те же
грабли, что больно огрели моих прародительниц. Перечеркнуть семь
счастливых, идеальных лет. Без ссор, ревности и обид.
Может, любителям сцен и битья посуды такие отношения покажутся
слишком пресными. Для меня же — самое то.
Ход мыслей, настырно роящихся в голове, нарушило негромкое
покашливание священника. Ещё бы тут не закашляться, когда вся
церковь в угарном тумане.
Или это у меня уже от волнения галлюцинации? От усталости,
потому как из-за предсвадебного мандража уснуть удалось только под
утро.
— Аня? — Лёша легонько сжал мою руку, и только тут я поняла, что
от меня ждут ответа.
Встрепенувшись, ляпнула растерянно:
— Что, простите?
Позади раздался пока ещё лёгкий ропот немногочисленных
гостей.
Священник терпеливо повторил:
— Имеешь ли ты искреннее и непринуждённое желание и твёрдое
намерение быть женою Алексея?
Лёша смотрел на меня, ожидая, когда произнесу заветные слова.
Все ждали.
От чада кружилась голова.
Я с силой сжала в руке свечку, рискуя её сломать. Настырная
дымка перед глазами никак не желала рассеиваться. Зажмурилась
зачем-то. Вот будет дело, если свалюсь в обморок…
А всё к тому и идёт. С каждой секундой головокружение только
усиливалось. Надо бы, что ли, для начала ответить.
Облизнув пересохшие губы, сказала твёрдо и громко, чтобы
услышали все и ни у кого не возникло мысли, что я
засомневалась.
— Имею, честный отче.
Три коротеньких слова показались мне оглушительными, острыми
иглами вонзились в виски, разбились на множество
отголосков-осколков, зазвучавших в глубинах храма, вихрем
закруживших вокруг меня.
— О, Претёмная Праматерь, она согласна! — возопила толпа.
Меня обдало ледяным ветром и, кажется (нет, я точно брежу),
сильный хлёсткий порыв бросил в лицо пригоршню снега.
— Согла-а-асна! — надрывался в радостном исступлении кто-то
совсем близко.
