Тимур распахивает дверь в мою комнату резко, входит в неё
стремительно, совершенно не беспокоясь одета я или нет.
Чёрт, надо было дверь закрыть изнутри! А теперь поздно — Тимур
внутри и прогнать его вряд ли получится.
— Собирайся, — рявкает, а я забираюсь на кровать и отползаю
подальше. Плевать, что в кедах, в одежде прогулочной — сейчас во
мне лишь протест и нежелание подчиняться.
— Не поеду я с тобой никуда. Не хочу. Не заставишь!
Всеми силами пытаюсь добавить в голос льда, но Тимур всё ближе.
Большой, грозный, злой до крайности. Его скулы сжаты, челюсть
каменеет — никогда его таким не видела и немножко боязно.
Кажется, я его довела окончательно.
— Элла, это приказ твоего отца. Он не обсуждается.
Каждое слово чётко отделяет от другого, в каждом властные ноты.
Тимур говорит с весомыми паузами, и мне бы послушаться, потому что
так правильно, только рядом с ним я сама на себя не похожа.
— Я не хочу слушать его приказы!
— Придётся.
— Тимур, я останусь с ним. А вдруг его убьют? Не хочу уезжать,
хочу ему помочь чем-то.
— Ты ему поможешь, если сейчас без лишнего писка поднимешься и
поедешь со мной.
Мотаю головой, меня накрывает тенью. Тимур упирается коленом в
кровать, на которой я лежу. Наклоняется, а мне больше некуда
отступать. Я в ловушке: за спиной стена, впереди Тимур, и вот-вот
моему хрупкому детскому сопротивлению сломают хребет.
Тимур подавляет своей силой и превосходством, от которых у меня
всегда мурашки по коже. Но я сопротивляюсь — не хочу быть послушной
куклой.
— Элла, это не шутки, — меня обдаёт его горячим дыханием, хотя
Тимур и не пытается нарушить моё личное пространство. Только всё
равно нарушает: своим запахом, голосом, взглядом. — Тебе грозит
опасность, смертельная опасность. Я единственный, кто может тебе
помочь.
О смертельной опасности, которая мне грозит, я слышу уже
несколько дней. У отца большие проблемы, и мне нельзя оставаться в
этом доме, потому что в любой момент сюда может нагрянуть человек,
нанятый врагами нашей семьи. Никто не знает, на что он будет
способен, окажись я на его пути.
Отец боится, боюсь и я.
У меня хватает мозгов понять, насколько это всё серьёзно, но я
не хочу никуда ехать именно с Тимуром. Не могу. С кем угодно
другим, но не с ним. Он… мне нельзя оставаться с ним наедине. Я не
смогу. Боюсь, что рано или поздно проболтаюсь о своих чувствах и
тогда…
Он не любит меня. Я ему даже не нравлюсь. Наверняка кажусь ему
глупой и досадной мошкой. Раздражаю — это видно даже сейчас, по
хмурым бровям и тяжёлому взгляду, в котором больше усталости и
нежелания со мной возиться, чем чего бы то ни было. Но он обещал
отцу, что спрячет меня, пообещал помочь, потому и не плюнул на мои
фокусы до сих пор.
В его взгляде нет теплоты, о которой я так мечтаю, и от
осознания своей глупости хочется забиться в самый дальний угол и не
высовываться.
Моя первая любовь — напрасная. Но и не любить не получается.
— Элла! — Тимур не выходит из себя, не кричит и не требует. Но в
его голосе столько давления, что инстинктивно сжимаюсь. — Шутки
кончились. Тебе придётся поехать со мной, — повторяет и, подхватив
меня на руки, прижимает к себе.
Я не могу устоять: обвиваю его мощное тело руками и ногами.
Схожу с ума от его близости, теряю самоконтроль.
Тимур — самый красивый мужчина из всех, кто мне встречался в
этой жизни. Единственный и неповторимый. Сильный. Самый лучший.
— Поцелуй меня, тогда поеду, — выдаю очередную глупость.
Уверена: сейчас он рассмеётся мне в лицо. Сбросит с рук, как
досадное недоразумение, обложит матюгами и просто уйдёт. Оставит
одну. У отца много охраны, меня в безопасное место может отвезти
любой. И пусть бы любой, не могу рядом с Тимуром быть, это
унизительно. Терпеть его холодность — унизительно. Я три года
терплю его игнор, больше, кажется, не выдержу.