Задумчиво смотря на восход солнца из
распахнутого окна усадьбы Шепчущих лесов, [1] Леонардо
анализировал, раскладывал по полочкам непростую сложившуюся
ситуацию, рассматривая ее под разными углами.
Судьба в который раз играла с ним в
занятные игры. Однако на этот раз игра касалась не только
непосредственно его, но и одной маленькой гордой человеческой
девчонки. Прикрыл глаза, представляя перед собой худенькую, хрупкую
для него, светло-русую девочку с самоуверенно вздернутым носиком,
непокорным взглядом ореховых глаз и упрямо поджатыми сочными
губами, которые так хотелось целовать. Яростно, сокрушительно…
Его губы тронула едва заметная
улыбка.
Удивительно. Она абсолютно не
боялась его. Фрост понимал: инстинкты, пробуждающиеся на
бессознательном уровне, когда человек чувствует кожей, видит,
осязает перед собой более сильного противника. Это нормально,
понятно. Поражало иное. Отсутствие того инстинктивного страха перед
ним. Словно у нее был приглушен инстинкт самосохранения. Перед
Леонардо прогибались оборотни мужчины. Старейшины. Некоторые из
Стражей. И это не было бахвальством. Сухая констатация факта. А она
― нет. Она лишь опасалась.
Его зверь был восхищен, она его
забавляла. Провоцировала древний охотничий интерес, желание подмять
под себя, заклеймить, покорить… Чтобы раз и навсегда убрать из глаз
этот противящийся ему, им, блеск.
«Да… Да! Она наша. Забрать…
Спрятать!» — зарычало в сознании, отвлекая, мешая думать.
Послышался отчетливый треск. Под
натиском его рук слишком хлипкая для оборотня древесина обвалилась.
Обманчиво спокойно смахнул с ладоней крошку, привычно загоняя
внутрь рвущегося с цепей распаленного зверя, тряхнул головой.
Распущенные белоснежные, как снег Ранийска, волосы разметались по
плечам, падая на лицо.
Леонардо, не задумываясь, вытащил из
кармана брюк черную тонкую резинку, убрал мешающие волосы в
хвост.
Было в мисс Калистовой кое-что еще.
Что не давало ему покоя. Не оставляющее ему другого выбора, кроме
как постоянно думать о ней, вспоминать, наблюдать, следить за
каждым шагом и вздохом.
Ее запах. Она пахла невинностью,
чистотой, тем самым острым упрямством, граничащим с глупостью,
наивностью, желанием доказать всем и каждому, а в особенности ему,
Леонардо, что действительно чего-то стоит, что она не пустышка, и
боязнью остаться одной.
Она пробуждала в нем желание –
защитить.
Как самец защищает свою самку. Свою
предначертанную.
Еще тогда, столкнувшись с ней на
нулевом уровне клуба, Фросту стоило только увидеть этот панический
ужас в широко раскрытых глазах, мольбу о помощи и защите,
обращенную к нему, а еще искреннее восхищение и
интерес...
Ему, тому, кто абсолютно в любой
ситуации сохранял холодный трезвый рассудок, едва не сорвало башню.
Не говоря уже об угрозе спонтанного оборота. Леонардо считал, что
каким бы ни было ультимативным требование его доступа к ней, он
поступил верно. Она нехотя, но согласилась на его право. Хоть было
видно, что совершенно не понимала, что означали его слова.
А его вело рядом с ней. Зверь
сходил с ума, срывая годами наработанный железный контроль,
вынуждая скрипеть зубами и искать выход, как присвоить ее
нам. Он, разумеется, нашел. Грязный, нечестный, но
действенный.
Он сделал то, что был должен. Дал
защиту. И сделал бы это несмотря ни на что, даже если бы она не
просила. Он не мог по-другому. Но она своей робкой, отчаянной
просьбой, сама того не ведая, дала хищнику карт-бланш. Он вывел ее
из клуба, после вернулся и разобрался с обидчиками. Итог был
закономерен.
Ему стало смешно при воспоминании о
ее вытянувшемся от возмущения лице, когда после она осознала, какой
именно стала ее плата за шанс выбраться на свободу.
