Кофейня была погружена во мрак.
Темными силуэтами громоздились стулья в пыльных чехлах, тускло
поблескивали сквозь тьму покрытые зеленой патиной медные весы на
стойке. Полка с разнокалиберными джезвами тонула в сумраке, и лишь
чашки едва заметно белели боками, но и они кутались во мрак, как в
старую ветошь. На столе, сбив скатерть в уютное гнездо, спала
крупная серая кошка. Кофейня спала вместе с ней – фитили ламп под
колпаками абажуров тлели красными точками, то разгораясь, то
затухая в такт дыханию. Ореол серебристого света блекло трепетал
вокруг лоснящейся серой шерсти, пробегая по ней едва заметными
волнами странных узоров, отчего порой казалось, что вовсе не шерсть
это, а чешуя.
- Т-с-с-с… т-с-с-с… т-с-с-с…
Сон. Тишина. Покой.
- Бах!
Круглое окошко под потолком
распахнулось, ударив рамой о стену. Темное стекло сверкнуло
изумрудной витражной зеленью, точно его на миг пронзило вспышкой
молнии. В кофейню хлынул пронзительный запах дождя, крови и мокрых
птичьих перьев.
- Ба-бах!
Новая вспышка молнии, громовой удар,
яростные всплески крыльев – в окошке забилась серая птица. Рывок,
снова грохот грома, еще рывок… во вспышках молний птица вломилась
внутрь, колотя крыльями и роняя перья, спланировала на пол,
вскрикнула. Небольшая серая сова, ковыляя на когтистых лапах,
пронеслась через кофейню, вспорхнула на стойку, ударила кривым
клювом по весам…
- Банннгг! – прокатился долгий
мелодичный звон. Весы качнулись и начали стремительно светлеть,
словно растворяя патину в желтизне ярко начищенной меди.
- Пшшшш! – фитили ламп ярко
вспыхнули, выделяя из мрака чеканные бока джезв.
- Ахххх! – чашки сверкнули белизной
тонкого, как бумага, фарфора.
На стойке, свесив ноги в аккуратных
башмачках, сидела дама в наглухо закрытом сером платье. На груди
приколоты золотые часики – так одеваются директрисы дорогих
пансионов для детишек столичной аристократии. Только рукава ее
платья оторачивали манжеты из мягких серых перышек, и такие же
перышки были вплетены в строгий «учительский» пучок волос.
Кошка на столе медленно подняла
голову:
- Доррррогая! У вас вот тут…
хвостик. – касаясь когтистой лапкой уголка рта, мурлыкнула она.
Дама на стойке несколько раз
судорожно моргнула – ярость охотничьей птицы медленно угасала в
круглых, ярко-желтых глазах. И вдруг отчаянно смутилась и торопливо
втянула в рот свисающий мышиный хвостик. Хвостик напоследок
дернулся.
- Простите, дорогая! – дама прикрыла
рот ладошкой и деликатно икнула.
Кошка растянула пасть в совершенно
человеческой ухмылке и снова свернулась клубком.
Дама соскочила на пол, и мягко
постукивая башмачками, засновала за стойкой: взвешивая, отсчитывая,
измеряя… Негромко взвизгнула рукоятка кофейной мельнички. С каждым
ее поворотом в кофейне становилось все светлее: разгорались лампы,
разноцветные абажуры наливались изумрудной зеленью, солнечной
желтизной, темной кровью граната…
Синим огнем вспыхнули спиртовки на
стойке. Поплыл тонкий запах свежесмолотого кофе…
Дама ловко сняла джезву со спиртовки
- и в два глотка опустошив крохотную белую чашечку кофе, вывернула
ее на блюдце. Подхватила свисающее на цепочке пенсне, водрузила его
на нос и пристально всмотрелась в кофейные разводы на белизне
фарфора.
- Переодевайтесь, дорогая! –
отрывисто ухнула она. – У нас дела!
Кошка шевельнула кончиком хвоста…
повернулось чуткое шелковистое ухо…
В свете разгорающихся ламп мягкой
охрой вспыхнула кирпичная стена, и словно карандаш невидимого
художника прочертил в ней прямоугольник дверного проема. Золотистая
ручка дрогнула, сверкнула разноцветная мозаика витражных стеклышек
и громко звякнул дверной колокольчик:
- Дланг-дилинг-дан!
Стремительно, с места, кошка взмыла
в прыжке… Серая мохнатая тушка на миг зависла в воздухе – победно
вился пушистый хвост…
