Часть 1
Марина
Июнь 2004 года
Бывают счастливые дни, когда с
самого утра всё как по маслу. А бывает – наоборот. Ты хоть из кожи
вон выпрыгивай – ничего не получается.
Этот же день начался как праздник. И
я не ожидала, даже представить себе не могла, каким кошмаром он
закончится…
Я ведь наивно верила, что всё
плохое, что может случиться, уже со мной произошло два года
назад.* Вроде как разом испила до дна всю боль и
горесть, которые обычно отмерены человеку на целую жизнь. Думала,
глупая, что после пережитого тогда ужаса мне теперь ничего не
страшно. Как же я ошибалась…
***
Нам фантастически повезло. Роза
Марковна была сегодня в чудесном расположении духа, а это случается
так же часто, как парад планет или чётки Бейли. Нет, ещё реже.
Наверное, в каждом вузе есть свои
преподы-монстры, так вот у нас это Роза Марковна, завкафедрой
педагогики, в народе – Дикая Роза. Её боятся даже больше, чем
Тихановича, нашего декана, а он – тот ещё любитель попить
крови.
Все группы, которые до нас сдавали
ей педагогику, были нещадно растерзаны и отправлены на
пересдачу.
Мы, собственно, морально готовились
к такому же исходу, но Роза Марковна ошарашила нас с порога.
– Доброе утро, девочки, – широко
улыбнулась она, и мы все замерли как соляные столбы.
Роза Марковна улыбнулась! Проще
представить себе улыбающуюся Медузу Караваджо.
Я аж сморгнула, испугавшись, что у
меня от бессонных ночей начались галлюцинации. Но нет, она
действительно улыбалась и нам, и портрету Сухомлинского на стене, и
нежной зелени за окном, и самой себе.
– А у меня сегодня внучка родилась,
– сообщила вдруг с гордостью. – Час назад. Три семьсот…
Мы, оправившись от шока, принялись
наперебой её поздравлять. Боже, мы так радовались рождению её
внучки, как сама Роза Марковна не радовалась.
Она, очевидно, торопилась в роддом к
дочери, потому что запустила нас всех одновременно в аудиторию,
хотя обычно принимала по четверо. При этом совершенно не следила,
списывает кто или нет. И потом слушала вполуха, даже дополнительные
вопросы не задавала.
Мы, все четырнадцать человек,
отстрелялись за каких-то полтора часа и счастливые отправились
толпой в «Наутилус» – студенческое кафе рядом с институтом.
Такое феноменальное везение грешно
было не отметить. Даже Люба Тимофеева, наша строгая староста,
зацикленная на учёбе, не стала в этот раз отбиваться от коллектива.
Как и Стася Карпинская, которая за три года впервые изъявила
желание пойти куда-то с группой. От студенческих кафешек она обычно
нос воротила, а нас, своих одногруппниц, считала нищебродами.
Пошла и моя бывшая лучшая подруга
Наташа Тарасова, которая два последних года сторонилась людей. И
особенно – меня.
Мы с ней дружили чуть не с первого
класса, жили по соседству и вместе уехали из нашего затрапезного
городка сюда. Здесь поступили в пед на филфак и сняли на двоих
комнату. Целый год жили душа в душу, сдали сессию, собирались на
лето к родителям. Ну а потом я, непуганая идиотка, принесла то
проклятое объявление. Наткнулась на него случайно и показала
ей.
Если бы только знала, к каким
чудовищным последствиям это приведет, я бы сожгла ту бумажонку как
самую страшную заразу. Но в свои восемнадцать я была глупа,
беспечна и неопытна… Однако самое плохое то, что я втянула в эту
беду и её, Наташку.
Да, это с ней на пару мы тогда, два
года назад, пережили кошмар, после которого я похандрила пару
месяцев и… нет, не забыла – такое забыть никогда невозможно. Просто
как-то собралась, перешагнула и теперь живу дальше, не оглядываясь.
И уж точно не обзавелась лишними фобиями, ну, разве что страхом,
что когда-нибудь то, что тогда случилось, всплывёт.
А вот Наташку произошедшее сломило.
Мать её рассказывала, что она тем летом чуть руки на себя не
наложила. Перепугала всех до ужаса, но не призналась, что с ней. Я
тоже не призналась, хотя меня всем скопом допрашивали и Наташкины
родители, и мои, и Ванька – её школьная любовь. Он её, бедную, и
вытянул еле-еле из жесточайшей депрессии.
