– Вертинская, ты на месте? Терещенко
больничный взяла, а у нас госзаказ горит.
Именно с этих слов и началась моя
история. Правда, тогда я ещё не знала ни о самой истории, ни о её
начале. И не подозревала даже. Тогда я лишь вздрогнула и лёгким
движением руки свернула окно с «Волшебной фермой», а затем
посмотрела на Станислава Аркадиевича, нашего главреда.
Он был чудовищно красив. Я бы
сказала, до дрожи в коленках, но большая половина нашего
преимущественно женского коллектива предпочитала использовать
оборот «до мокрых трусов». Пошленько, но, в целом, довольно
достоверно обрисовывало ситуацию.
Станислав Аркадиевич Горбунков (он,
кстати, просто млел, когда его называли Стасиком) был росту
высокого, под два метра, в плечах широк, велеречив, густоволос и,
зараза, всегда немножечко небрит. Причём небрит так элегантно, что
ни у кого не возникало ни единого сомнения: на эту свою небритость
главред ежедневно не менее полусотни баксов тратит. А некоторые его
сотрудники, между тем, второй день одной гречкой питаются, потому
что деньги в копилку уже отложены, и достать их оттуда можно только
при помощи молотка. И за какие шиши тогда, спрашивается, я буду
покупать новую?
– Проблемы? – спросил главред и
красиво изогнул смоляную бровь над золотой оправой своих чудовищно
стильных и безумно дорогих очков. На деньги от продажи этого
окулистского шедевра можно было себе гречки на месяц вперёд
купить...
Я закусила губу. Соблазн рассказать
Стасику о моих проблемах был велик, однако я сдержалась, понимая,
что ни к чему хорошему это не приведёт, и вяло кивнула в сторону
четырёх ящиков макулатуры, занимавших весь угол моего, скажем так,
кабинета. Назвать с чистой совестью тот шкаф, в котором меня
разместили после торжественного повышения, кабинетом можно было
только с очень большой натяжкой, но зато это был мой собственный,
персональный шкаф. И потом, я всё-таки теперь занимала
начальственную должность. Глава целого тематически-календарного
отдела. Правда, в подначальных у меня пока была одна лишь Галка
Терещенко, но факт оставался фактом.
– Я ещё со своей полутонной
кроссвордов не разобралась. – Я скорчила самую жалобную, на какую
только была способна, мину, но Стасик лишь дёрнул упакованным в
твидовый пиджак плечом и безразлично брякнул:
– Ну, и чёрт с ними! Кроссворды не
горят. – Подошёл к узкому окошку, которое я мысленно называла
бойницей, и зачем-то попытался его открыть. Ну-ну. Флаг ему, как
говорится, в руки. Я злорадно – мысленно! – захохотала. То, что эта
архитектурная деталь нашего здания была вмонтирована в стену
намертво, я выяснила ещё по осени.
– Кроссворды не горят, – повторил
Стасик и демонстративно громко вздохнул. – Потому что их можно
целый год выпускать, а вот открытки ко Дню Святого Валентина
понадобятся уже совсем скоро.
Я внутренне похолодела, заподозрив
нехорошее, и на всякий случай пододвинула поближе к себе «Толковый
словарь иностранных слов» – как показывала практика, Стасика пугал
его внушительный внешний вид, а меня, наоборот, почему-то
успокаивал.
– От Почты заказ, – пробормотал
главред невнятно, рассматривая усиленно гадящих на карнизе за окном
голубей. – На пятьдесят видов. За картинки я уже худотдел посадил,
а тексты на тебе, Вертинская.
Всё так же не глядя мне в глаза,
товарищ Горбунков осторожно положил на край моего стола флэшку в
форме голубого слоника и покрался назад к выходу.
– Стасик!! – взвыла я. – Только не
это! Не Святой Валентин!.. Я же с ума сойду!
– Я тебе направление к штатному
психологу выпишу, – хохотнул главред, отодвигая меня в сторону. –
Ну, не дуйся, Агаш. Ты ж не сама эти тексты писать будешь. Выбери
что-нибудь из предоставленного материала. Нам этого добра выше
крыши наприсылали.
