– Хорошие шаси, ладненькие – сказал
старикан с седоватой куцей бородкой, пигментными пятнами и крашеной
головой, а затем с оттяжкой хлопнул меня по заднице. Нас просто по
алфавиту построили и я последней в шеренге стояла. – Но нужно
раздеться, чтоб Эзэ убедился в качестве товара. Хотим, так сказать,
посмотреть на голую правду.
Все остальные стариканы, наблюдавшие
за торгами, главным лотом на которых была я и пятеро моих товарок,
слаженно затрясли седыми патлами, а я скривилась.
Когда я была маленькая, то думала,
что Голос Предков Эзэ, что сообщает о своей воли через членов
Совета, не абстрактная сущность, а некто вроде человеческого
короля, жестокий и безжалостный, как все мужчины в моей жизни,
только с кошачьей головой, гривой и разноцветными когтями на мощных
лапах – не скажу, почему они были разноцветными, но раз уж я
взялась рассказывать свою историю, то ничего скрывать не стану.
Буду гнать правду-матку, как она есть.
Телевизора у нас на хуторе никогда не
было, ибо дед скорее бы удавился, чем позволил установить в своём
доме одну из человеческих придумок. Впрочем, не было у нас и радио
с телефоном, хотя их уж точно не люди придумали. Зато была рация,
по которой я всегда могла связаться с любым членом «семьи».
Впрочем сейчас речь не об этом, а об
Эзэ.
Давным-давно, когда мне было
очень-очень мало лет и я ещё могла передвигаться по хутору на своих
двоих, я любила прятаться в комнате, где собирались взрослые, и
слушать их разговоры. Точнее, подслушивать. Чаще всего я сидела под
столом. Или на печке. Или за фанерной стенкой, что отделяла
комнатушку деда от общей кухни. И чего я тогда только не
услышала…
– С Эзэ пора кончать, – говорил дед и
брезгливо сплёвывал чёрную от табака слюну на пол. – Что он сделал
для ракшасов с момента окончания войны? На колени разве что
поставил, и заставил слизывать грязь с сапог завоевателей.
– Отец, вы преувеличиваете.
Отцом деда у нас в «семье» называли
все. Даже я. Уж и не знаю, с каких пор это повелось, хотя
догадываюсь.
– Я?
В этом моменте дед обычно вставал в
позу. Прикладывал руку к груди и начинал вещать:
– Давным-давно это было, в
незапамятные времена. – Он у меня историком был, мог позволить себе
высокопарный тон. – Древо Жизни ещё не стало Древом Жизни, а было
огромной сосной, чьи корни уходили глубоко в землю, а ветви
раскидывались так широко, что под ними легко спряталась бы добрая
сотня человек. Из века в век ррхато приходили к дереву поделиться
своей силой с нуждающимися, или наоборот, наполниться необходимой
энергией, потому что древние и давно забытые боги выпестовали этот
росток на перекрёстке планетарных жил – вен, по которым течёт
энергия земли, воды, огня и воздуха, в единственной точке на
планете, где могут исполниться все твои мечты. Если правильно
попросить. Ррхато поили соком этого дерева своих новорожденных, его
корой благословлялись на долгую, многодетную и счастливую жизнь все
браки, его корни всасывали пепел умерших… Пока три тысячи лет назад
не пришла беда: небесный ветер вырвал Древо из земли, обрушив всю
его неимоверную мощь на поверхность планеты.
– Сару-шас, – бывало, поддакивал один
из унылых слушателей, будто кто-то из нас мог ненароком забыть
название собственной планеты. Но дед на вставки эти внимания
обращал мало, продолжал вещать ровно, оно и понятно, тема-то
любимая. Как нажрётся, так только эту пластинку и крутит. И,
главное, как по писанному, одними и теми же словами всегда.
– Удар от падения Древа был так
силён, что горы поменялись местами с морями, а небо едва не
опрокинулось на землю. Много ррхато погибло в те жуткие дни, но
некоторые вопреки всему выжили. И жили бы дальше, возродились бы из
пепла, кабы вслед за небесным огнём не пришли человеки.