Порыв тёплого ветра влетел в окно сквозь приоткрытую старинную деревянную раму, потревожил тяжёлые вышитые золотом портьеры, впустил внутрь ворох лепестков вишни и запах весеннего дождя. Первые лучи восходящего солнца рассекли полумрак помещения, лишь слегка подсвечивая изысканную обстановку уютного кабинета. Резной деревянный книжный шкаф, стол и стулья с мягкой обивкой, камин и два кресла, на полу ворсистый тёмный ковёр, на стенах портреты офицеров в парадных мундирах под распахнутым алым гобеленом с изображением двуглавого феникса. На одном из стульев лежит белый китель с золотыми погонами, на которых мерцает выпуклый шестиугольник, на другом полураскрытый чёрный мужской портфель, наполненный бумагами. За столом, прикрыв глаза и сложив руки перед собой, сидит представительный мужчина лет тридцати – тридцати двух. Он не красив, но в нём чувствуется стойкость и мужество, сильный характер и вместе с тем способность к милосердию – светлые волосы в модной стрижке падают ему на лоб. На столе разложены стопки бумаг, чернила и перья, раскрыта большая карта и стоит непочатая бутылка игристого вина.
Весеннее утро. Покой и тишина, но нет в этой тишине лёгкости, а в покое истинного спокойствия. Тревога, вина, гнетущее и неприятное чувство наполняют кабинет, а вместе с тем и мысли мужчины. Он потирает переносицу и открывает глаза, когда раздаётся стук и на пороге возникает молодой поручик – ещё мальчишка лет двадцати со смешным чубом, торчащим из-под фуражки, и лукавым взглядом. Его бело-зелёная форма очень ему к лицу, скрещённые клинки на чёрных погонах сверкают золотом.
– Разрешите доложить, товарищ верховный командующий, поручик Егоров прибыл в ваше распоряжение, – отрапортовал он и стукнул каблучками высоких сапог.
Командующий вздохнул и откинулся на спинку стула устало и тяжело, будто был ранен или чем-то серьёзно болен.
– Давай без церемоний, Володь. Какие новости?
– Последние агенты Светлого Архипелага и Золотых Островов устранены в Луче Рассвета, флот в наших водах встал на указанные позиции.
– Так. Хорошо. Об этом мне и адмирал мог сказать, – командующий устремил испытующий взгляд на поручика. – По твоему личному заданию что?
Егоров вскинул подбородок.
– Про Алексея Романова ничего неизвестно, Андрей Михайлович. Все ниточки обрываются в Белом Городе, прямо здесь, ходят слухи, что его казнили в тот день вместе с последними осуждёнными. Некоторые клятвенно заверяют, что видели его там своими глазами.
– Я уверен, что казнь его миновала, – возразил командующий. – Я видел его тогда так же ясно, как тебя сейчас, – он прикрыл глаза, помолчал задумчиво и вдруг спросил. – А Анна?
– Поместье Архангельских в Звёздной Гавани сгорело, остались одни руины… – Егоров замолчал, не находя слов для продолжения, неспособный собрать мысли воедино и, наконец, сказать правду. – Местные говорят, что в ночь пожара поместье будто вспыхнуло. Если она была там…
Командующий резко встал, подошёл к окну и заложил руки за спину.
– Она жива, нет никаких сомнений, Володь. Эту версию даже не рассматривай… – он замолчал, сделав вид, что заинтересован мухой, бившейся в паутине с обратной стороны окна, потом спросил. – Поместье осмотрели?
– Да… – Егоров помялся, потом полез во внутреннюю подкладку кителя и прошёл к столу. – Ничего не нашли, никаких зацепок… только это.
Командующий обернулся и вздрогнул, когда на стол поверх карты лёг белый женский дневник с обуглившимися краями. Он посмотрел на поручика.
– Курево есть?
Егоров выразительно вскинул брови.
– Только махорка… но позвольте, Андрей Михайлович, вы ж не курите.
– Теперь курю. Сюда давай.
Егоров помедлил, но всё же не стал спорить и выложил на стол самодельно три скрученные папиросы.
