— Ненавижу, — неслышно выводила губами Елена.
Голос пропал, он застрял где-то в трахее под давлением шока и
абсурдности ситуации. Еще пять минут назад Елена Викторовна
Виноградова вальсировала между гостями, стараясь всем угодить,
уделить внимание, выслушать дежурные поздравления со своим тридцати
трехлетним «юбилеем». Легкая как фея, улыбчивая, открытая.
Среди всех важных «перцев» не усмотрела своего любимого мужа
Даниила, с которым отжила в счастливом браке тринадцать лет… Ей
подсказала свекровь, что видела, как он уходил в свой кабинет. Не
порядок! Дом полон гостей, а хозяин опять прячется за работой,
трудяжка…
Только трудился Даня не над договорами и финансовыми отчетами.
Лена застала мужа слившимся в страстном поцелуе со своей помощницей
Надин.
— Ничего страшного не произошло, Лен, — муж нес полный абсурд из
разряда: «мы тебя не больно зарежем». Быстрая рокировка, где дрянь
губастая оказывается за широкой мужской спиной. Прячется, втягивая
голову в плечи и начинает жалобно мяукать:
— Елена Викторовна, вы все не так поняли. Это вышло совершенно
случайно. Между мной… и Даней ничего нет.
— Даней? — взревела наконец, Лена, захлопывая дверь ногой. —
Когда он успел стать для тебя Даней? — Ее глаза стали голубым
льдинами, готовыми нанести тысячи порезов. Внутри растекалась боль,
переполняя ее до краев. Боль, которая требовала ответной реакции —
сделать виновникам ее муки еще больнее. Сердце сбоило в припадке,
отдаваясь дробью в виски. Перед глазами белые вспышки расходятся
кругами… Их больше и больше, достают до потолка, распирают вширь.
Каждый шаг давался тяжелее обычного, будто вязнет в зыбучих песках.
Но она дошла, чтобы взглянуть ему в лицо.
— Давно ты меня обманываешь, милый? Неделю? Месяц? Год? Сколько
я живу во лжи, Дань? Ответь мне, будь мужчиной, — самой тошно от
дешевой мелодрамы, на надрыве, на эмоциях, где ей уготована роль
жертвы.
— Повторюсь, Лен. Ничего не было. Все произошло случайно. Хватит
себя накручивать… У тебя сегодня праздник, — он стоял на своем,
даже не моргнув ни разу, давя ее серым взглядом, весом, харизмой,
пытаясь доминировать, чтобы подчинилась и не орала так, что слышно
даже за дверью.
— Это твой подарок? — Елена махнула рукой в сторону блудницы. —
Я заслужила измену на свой день рождения? За что, Дань? Почему? —
ее глаза непроизвольно наполнились слезами. Слабость все же
выперлась, как ее ни утрамбовывала в себя, не сглатывала порывы
разрыдаться в голос.
— Надин, выйди! Нам с женой нужно поговорить, — скомандовал
своей секретарше, не повернув головы.
Брюнетка послушалась. Надька кралась, семеня копытами, и со
страхом поглядывая в сторону Лены… Обогнула их на приличном
расстоянии и вылетела из кабинета, оставив запах приторных духов с
винными нотами.
— Виноградов, это развод. Думаешь, я слепая? Между вами огонь и
влечение. Что ты можешь мне сказать? — вскинула голову, будто
призывала кого-то свыше дать ей сил. — Обожаю слушать ложь, когда
уже знаю правду, — проговорила тихо, будто умирающая выдала на
последнем издыхании.
При каждом движении голубой шелк платья трепетал словно живой,
переливался. Она впорхнула в кожаное кресло, а могла ведь просто
свалиться мешком. Вытянула стройные ноги, сложила руки перед собой,
скрепив в замок. По щекам чистые слезы оставляли дорожки и капали
на грудь, рисуя на шелке кляксы.
Лена видела его разным. Влюбленным. Страстным. Безрассудным.
Взволнованным и робеющим при признании в любви. Пьяным. Больным.
Злым, когда что-то не получалось в работе. Плачущим, впервые взяв
на руки их новорожденного сына. Она видела все за тринадцать
лет!
Но никогда не думала, что узнает какой Даня в гневе. По
отношению к ней. Взмах руки и лицо обожгло пощечиной. Ее светлая
голова дернулась, откинулась, спружинила от спинки кресла
обратно.
