— Одинцова, — Тимур скалит зубы и щурит черные глаза, — как твое
ничего?
— Анна, — отставляю стакан с лимонадом.
— Анюта, — Рома усмехается, откинувшись на спинку стула, — все
та же стерва.
Роман Чернов и Тимур Уваров. Эти два демона изводили всех
вокруг: родителей, учителей и одноклассников. Мне повезло. Моя мама
была завучем и поэтому эти два товарища максимум могли подшутить и
потребовать списать. В старшей школе сидели позади меня.
На первые уроки всегда опаздывали, с последних нагло уходили, а
на тех, что решали отсидеть, занимались чем угодно, но не учебой.
Обсуждали одноклассниц, строили планы кого из параллели отмудохать,
спорили с учителями и чем-то вечно шуршали.
Теперь же по ним не скажешь, что были троечниками и мелкой
шпаной. Костюмы дорогие приодели, часы люксовые на запястья
нацепили и волосы назад зачесали. Открыли удачный стартап и рванули
к вершине успеха, когда я, медалистка, олимпиадница и гордость мамы
застряла на скромной должности архивариуса после окончания
университета.
Я ведь не хотела идти на встречу одноклассников. Семь лет
прошло, а я так ностальгии по школьным годам не почувствовала.
Думаю, что и через пятнадцать не накроет.
— Мальчики, — к столу подплывает Света Рыжкина, которую по
слухам эти двое после выпускного отымели, — пойдемте танцевать.
А ведь и правда могли одну девицу на двоих поделить. Совести у
них никакой, как и стыда.
— Иди, Светусь, — Рома поднимает на нее взгляд и холодно
улыбается, — сама потанцуй.
Тимур от меня глаз не спускает и игнорирует поцелуй Светы в
висок. Она недовольно зыркает на меня, а я хочу ей напомнить, что
она как бы замужем и ребенка пару лет назад родила.
— Как мама? — Рома вновь смотрит на меня. — Директором не
стала?
— Нет, — коротко отвечаю я. — Вернулась к преподаванию. Теперь
она просто учительница русского.
— А что так? — Тимур вскидывает бровь.
— Нервотрепки много.
— Я, кстати, думал, — Рома поддается вперед с улыбкой, — что ты
станешь учительницей.
— Тебе бы пошло, — Тимур медленно кивает. — Учительницей
математики. Будь ты моей учительницей, я, может, ударником стал или
отличником.
— Вряд ли, — скрещиваю руки на груди. — Я бы тебе и тройку не
поставила.
— Я бы нашел к тебе подход, Одинцова.
— Анна.
— А как по батюшке? — Тимур поглаживает подбородок
— Сергеевна.
— Анна Сергеевна, — тянет с глумливой улыбкой Рома, — я хочу
исправить двойку.
— А я окно разбил в кабинете и мне очень стыдно, — Тимур тихо и
с приятной хрипотцой смеется. — Анна Сергеевна, договоримся?
Перевожу взгляд с одного шутника на другого и медленно моргаю,
пытаясь в молчании донести им, что Анна Сергеевна не желает вести с
ними беседу.
— И взгляд тот же, — Тимур смехается и пальцами стучит по
столешнице.
— Я же говорю, не изменилась.
Я встаю и молча иду прочь. Очень неуютно в их обществе. Взгляды
— изучающие и цепкие, улыбки — циничные и плотоядные. Пока за
столом сидели все, было терпимо, потому что их отвлекали
разговорами, глазки строили и лебезили в надежде нырнуть под их
покровительство. И да, тачками их восхищались. Когда все
рассосались, кто к бару пошел за добавкой, кто танцевать, эти двое
остались и устроили мне допрос.
— Так же к доске выходила, — долетает до меня смех Тимура. —
Голову вскинет и поплыла мимо парт.
Выхожу из зала в коридор и выдыхаю. Пол вибрирует от
приглушенной музыки, и я шагаю по ковровой дорожке в уборную, где
мою руки, рассматривая отражение в зеркале. Так, макияж не поплыл,
волосы не торчат…
— Одинцова, — слышу хриплый голос Тимура.
Привалился плечом к кафелю и без зазрения совести разглядывает
меня с головы до ног. В проеме двери стоит Рома, спрятав руки в
карманы.
— Во-первых, Анна, — вытираю ладони салфеткой и швыряю в
мусорное ведро, — а во-вторых, мальчики, вы ошиблись дверью. Это
женская уборная.
