Одри
Я сижу на отполированном до блеска барном стуле, сжав в руке
стакан с виски, смешанного с колой. Ненавижу женские приторные
напитки веселых ярких цветов. От их сладости тошнит больше, чем от
малых доз алкоголя, содержащихся в составе.
Лениво обвожу взглядом помещение. Мне скучно. Больше здесь для
меня нет ничего нового. Уже два года я хожу в этот клуб раз в
неделю, чтобы исполнять прихоти сильных мужчин, которые хотят
притвориться рабами ради равновесия в своей жизни. Они хотят отдать
власть в руки женщины, чтобы хотя бы на час лишиться контроля,
который вынуждены соблюдать в привычной жизни. Здесь они становятся
теми, кем не могут себе позволить быть ежедневно. Здесь они
отпускают страхи и позволяют боли и моим приказам
перезагрузить их.
В центре зала, на пьедестале, скованная по рукам и ногам, кричит
женщина. Ее удовольствие мучительное и болезненное. Я уже знаю, что
после сессии с четырьмя мужчинами она будет чувствовать себя как
потрепанная тряпка: униженная, растерзанная, в буквальном смысле
измученная. Но она будет счастлива, потому что эти четыре мужчины о
ней позаботятся, на один вечер подарив ей иллюзию любви. Я смотрю
на сцену с равнодушием, потому что ничто в ней меня не трогает,
ничто не заставляет внутренности сжиматься, а тело —
вибрировать.
Я видела десятки таких сцен. Во время них выигрывают все: и те,
кто подчиняется, и те, кто держит контроль в своих руках. Все
остаются удовлетворены. Я невольно кривлюсь, когда она вздрагивает
от прикосновения стека к ее коже. Это было больно, но женщина
приветствует боль, как и десятки направленных на нее взглядов. Я
никогда не понимала вот этой демонстрации. Всегда была уверена, что
доставить настоящее удовольствие можно только тогда, когда ты не
скован мыслью о том, что как будто находишься на сцене в театре и
играешь на потеху зрителей. В такие моменты сложнее всего
сосредоточиться на том, что и с кем ты делаешь. За закрытой дверью
ты чувствуешь своего партнера, знаешь, где посильнее надавить,
чтобы опустошить его до последней капли, а потом возродить, как
птицу феникс. По этой причине, думаю, самые лучшие мужчины приходят
именно ко мне за своей порцией унижения.
— Она визжит, как свинья, которую режут, — слышу я голос слева
от себя.
Ухмыляюсь, распознав нотки раздражения в голосе владельца клуба
Винсента Колтрейна. Поворачиваюсь в его сторону и расплываюсь в
широкой улыбке.
— Винс, ты должен быть снисходительнее к членам своего
клуба.
На загорелом лице растягиваются губы, обнажая идеально белые
ровные зубы, которые сверкают даже в полумраке помещения.
— Ох, Одри, — со вздохом произносит он, — ты видела многое
здесь. А я видел еще больше. И точно могу сказать, когда женщина
имитирует удовольствие, а когда действительно его получает.
Хмыкнув, я делаю глоток напитка, не сводя взгляда с уставшего
лица мужчины.
— Мало спишь в последнее время? — спрашиваю я, кивая в его
сторону.
Винс делает знак бармену, и уже через пару секунд перед ним
оказывается стакан с виски.
— Тяжело вести одновременно дневной и ночной бизнес.
— Ты же не думаешь закрывать клуб?
— Пока не думаю об этом серьезно, но мысль закрадывается.
— Но зачем? У тебя есть Амелия, которая может за всем
следить.
— Амелия — женщина, и ей будет тяжело справиться с мужчиной,
который, например, не получив того, за чем пришел, в ярости будет
крушить все вокруг.
— О, да видели мы таких. Вспомни хотя бы этого придурка Джеймса,
который в прошлом году, нанюхавшись кокаина, пытался поиметь
Оливера Берроуза. Тот скрутил жалкого наркомана в такой рог, что я
думала, его и врачи раскрутить не смогут.
Мы негромко рассмеялись, вспоминая старый инцидент. Через минуту
Винс, успокоившись, снова стал мрачным. Хоть это и было его
привычное выражение лица, все же теперь на нем была написана
бесконечная усталость.
