Воздух в Центральной долине Калифорнии вибрировал, не от жары, что была здесь обыденностью в конце лета, а от звенящей пустоты, что осталась после ушедшего дождя. Редкий для этих мест ливень прошёл ночью, оставив после себя не свежесть, а липкую духоту и тяжёлый запах гниющей влаги и мокрой земли. Над полями, ещё недавно обещавшими щедрый урожай, теперь висела плотная, почти осязаемая марево, скрывающее выжженную солнцем почву. Небо, умытое ночной грозой, оставалось низким и свинцовым, обещая скорое возвращение зноя. Вдали, на горизонте, виднелись лишь неясные, расплывчатые силуэты гор, словно вырезанные из старой, выцветшей фотографии.
Кайл О’Коннор, в своём обычном, заляпанном полевой грязью комбинезоне, стоял посреди экспериментального участка. Земля под его старыми ботинками была липкой, вязкой, но это не останавливало его. Он присел на корточки, касаясь кончиками пальцев пожухлых, изрезанных листьев. Несколько месяцев назад здесь зеленели его надежды – экспериментальные образцы Triticum Aeternum, генетически модифицированной пшеницы, призванной выдерживать засухи, вредителей и, что куда важнее, агонию истощенных почв. Теперь же, вместо золотых колосьев, его взору предстали лишь жалкие, скрюченные стебли, усыпанные чёрными точками – проклятие, которое он не мог понять.
«Опять», – пробормотал он себе под нос, голос его был хриплым от пыли и усталости. Это не была обычная ржавчина или головня. Он видел такие вещи десятки раз. Это было нечто иное. Нечто, что сопротивлялось всем протоколам, всем пестицидам, всем известным науке методам борьбы. Анализы из лаборатории, приходившие на его планшет, были как холодный душ: мутации, которые не имели смысла, резистентность, граничащая с абсурдом.
Голова начинала болеть, привычное, навязчивое давление за висками. Оно появлялось всякий раз, когда мир не укладывался в логику. Его семья. Голод. Это были слова-маркеры, рубцы на душе, которые ничем не залечишь. Он верил, что наука – это щит. Он строил этот щит, кирпичик за кирпичиком, но сейчас этот щит давал трещины.
Солнце, пробившись сквозь пелену облаков, ударило по лицу. Кайл поднялся, потирая глаза. Телефон завибрировал. Звонок от Эндрю Спенсера, его куратора из Корпорации глобальной продовольственной безопасности. Этот человек, невысокий, но с такой хваткой, что казалось, он мог выжать воду из камня, всегда звонил в самые неподходящие моменты.
«О’Коннор, что у тебя там? Новости?» – голос Спенсера был сухим и резким, без всяких предисловий. В нём не было ни капли сочувствия, лишь требование результата.
Кайл посмотрел на поникшие стебли. «Новости не обнадеживающие, Эндрю. Это не обычный Puccinia graminis. Мутации… они слишком агрессивны. И методы распространения. Такое ощущение, будто этот патоген… учится».
На другом конце провода повисла короткая пауза. «Учится? Доктор О’Коннор, вы слышите себя? Вы снова с этими своими теориями. Нам нужны решения, а не псевдонаучные изыски. Рынки уже лихорадит, вы же знаете. А эти чертовы новости о конфликтах в Индонезии и на Ближнем Востоке лишь подливают масла в огонь. Акции падают как камни».
«Я не говорю о псевдонауке, Эндрю. Я говорю о том, что это беспрецедентно. Мы бьемся головой о стену, которую не можем понять. Возможно, источник проблемы глубже, чем мы думаем. Возможно, дело не только в мутациях…» Кайл замялся. Он почти сказал "возможно, это неслучайно", но вовремя прикусил язык. Спенсер уже был на пределе.
«Нам нужно решение, Кайл. Не гипотезы. Сегодня утром нам прислали отчёт из Центральной Африки. Урожай маниока там просто исчез. Не сгнил, не был съеден вредителями – просто исчез, как будто его и не было». Голос Спенсера на мгновение потерял свою стальную жёсткость, в нём проскользнула едва уловимая нотка беспокойства, быстро заглушенная. «И это происходит везде. В Бразилии, в Европе… Если вы не сможете найти решение, О’Коннор, то я не знаю, что будет».
