— Нет, нет и еще раз нет, Саша. Я
тебе уже говорила и еще раз скажу, что восемнадцатилетней
выпускнице приюта никто никогда не отдаст на иждивение
девятилетнего брата. Ну сама подумай, зачем тебе такая обуза?
Каждое слово этой высокоморальной
женщины, спящей с женатым мэром, при этом толкающей речи о важности
правильного воспитания, отдается набатом в мозгу.
— Ну вы же можете сделать
исключение? Вы всегда для меня делали исключение! Он мой брат! —
вопрошаю я в который раз, потому что не могу оставить его здесь. И
дело не в обещании, которое он трясет с меня каждый день на
протяжении пяти лет, что мы здесь были, а просто потому что…
Там за стенами целый мир в котором у
меня никого нет. А Митька, он... Умный. Он книжки читает. Даже
курить еще не начал, хотя вся его банда уже смолит, прячась по
туалетам. Дураки. Можно подумать это их взрослее сделает.
— А тебе не кажется, что для тебя
было сделано и так слишком много исключений? Ты разве что на
постелях шелковых не спала и суши на завтрак не ела.
— Моя жизнь здесь ничем не
отличалась от жизни других девочек, — почти. – Это вы меня
выделяли, а теперь говорите, что я не могу даже на патронаж взять
брата? Как так?
— Не смеши мою силиконовую грудь,
милая, — хохочет она, сидя за своим дорогущим столом из дуба. И это
при том, что окна в приюте все деревянные. – Тебя разве что на
руках не носили. Тебя никогда не били, не наказывали, кормили лучше
всех, одевали в новое.
Не поспоришь, только вот она не
знает, как часто мне прилетало за эти самые «блага» от других
девочек.
— У тебя будет свое жилье, пособие.
Найдешь богатого папика. С твоей мордашкой это труда не составит.
Зачем тебе малолетний брат?
Богатого папика.
Почему каждый взял за правило
напоминать мне, что у меня есть гипотетический благодетель, который
растит меня себе в любовницы? И почему каждый раз думая об этом, я
сравниваю себя со свиньей, выращенной на убой? Противно.
И вот снова, теперь от директора
нашего приюта, нашей «мамы» Илоны Валерьевны, которая давно и
прочно повязана с организованной преступностью.
Ее волновало, чтобы ее благодетель
был доволен, а благополучие детей побоку. Ничего удивительного, что
все они напомнили волчат, разбившихся по стаям. Моей был брат. И я
хотела его забрать. Нет, не так... Он мне просто жизненно
необходим.
— Заберите мою квартиру. Это же
недвижимость, она много стоит…
— Твоя студия? Копейки...
— По закону... – начинаю я очередной
разговор о своих правах, чувствуя, что терпение кончается, а паника
захлестывает, – по закону я его сестра, и вы обязаны позволить нам
хотя бы видеться.
— Я обязана лишь Богу, — усмехается
она, рассматривая свой маникюр, который из-за летнего солнца
бросает слепящие блики на мое лицо. – Но Бога здесь нет, как
видишь. Так что будь добра, исчезни и ты. Если опоздаешь на
автобус, в город придется идти пешком.
И, наверное, вот этот ее
издевательский тон не позволяет мне сдаться.
Мысль о том, что Митя останется под
надзором этой твари, не дает мне покоя ни днем, ни ночью. Особенно
остро я думала об этом при приближении выпускного.
И вот аттестат об образовании на
руках, как и ключи от студии под Москвой на самой дальней ветке
метро, а брата я так и не придумала, как спасти.
— Я не уйду отсюда без брата, —
заявляю я громким, четким голосом, сев прямо там, где стою.
На что «мама» преспокойненько
набирает нужный номер, и пара парней, которым еще год здесь
чалиться, хватают меня за руки и несут на выход.
Но я так просто не сдамся.
Я царапаюсь.
Кусаюсь.
Кричу:
— Митя! Митя! Я никуда не уеду без
Мити! Митя, беги!
— Саша! Сашка! – он уже рвется за
мной, выбегая из двухэтажного здания, но его хватает Илона и тащит
от меня, не взирая на все попытки мальчика вырваться.
