«Самое место для мумий», – проворчал про себя Роберт Лембит и,
подняв воротник пальто, вышел из машины в промозглый холод. В
предрассветных сумерках толпились у дороги полицейские автомобили.
Зевак не было, никого не тянуло в слякоть строительной площадки,
окружённой тоскливыми жёлтыми лентами. Жандармы сосредоточенно
ежились от ветра и мечтали о кофе.
Лембит показал им удостоверение и прошёл между двумя экскаваторами,
застывшими рыжими пятнами в синеве мартовских сумерек на самой
окраине Парижа. Болезненно бледный бедняга трясся под одеялом из
фольги и отбивал рэп зубами о картонный стаканчик. «Тот самый
сторож», – догадался Лембит и подошёл к снулому инспектору в
небрежно запахнутой поверх униформы куртке.
Лембит поздоровался.
– Вы кто такой? – поморщился инспектор.
– Роберт Лембит, – буркнул он, снова ткнув документом в нос. –
Звонили?
– Звонил, как не позвонить, если вы уже нам всю плешь проели с
этими древностями! Обнаружили пару фигурок из пропавшей
коллекции.
– Лично я не ел. Где экспонаты? Где мумия?
* * *
Обжигая ладони холодом алюминиевой лестницы, Лембит спустился вслед
за инспектором в яму, в запах гнили и сырости. Сюда, в часть
заброшенных катакомб часом раньше так не вовремя провалился
охранник, споткнувшись о ковш экскаватора. В свете пары прожекторов
стоял бетонный саркофаг без крышки, над ним суетились
криминалисты.
По распоряжению инспектора блондинка с впалыми щеками протянула
Лембиту упакованные в полиэтилен улики. Лембит надел перчатки,
включил фонарик для верности и тщательно рассмотрел статуэтки.
Затем кивнул вопросительно глядящему инспектору:
– Да, это они. Исида и Нефтида, статуэтки древнеегипетских
богинь.
– Они что-то значат? – спросила блондинка.
– День и ночь, жизнь и смерть, – ответил Лембит. – Я хочу
посмотреть на мумию. Возможно, тоже из украденных с территории
Египта?
– Нет, – мотнул головой инспектор, – это свежачок.
– В каком смысле? – удивился Лембит.
– Смотрите сами, – посторонился инспектор.
Лембит приблизился к саркофагу и внутренне содрогнулся: в районе
груди мумии коричневой коркой на пеленах запеклась кровь.
Некачественно перебинтованная посеревшими от сырости бинтами
мёртвая женская рука сжимала мобильный телефон с белым ушастым
символом последней Олимпиады, странным русским зверем –
Чебурашкой.
Полгода спустя
Не пропустят, точно не пропустят!
Пульс стучал в моих ушах. Перед глазами медленно редела очередь к
окошечку таможни в сонном аэропорту Орли. За ним двери в Париж! Я
стиснула ручку сумки,
подумалось: «Вот сейчас развернут и отправят обратно, в
Россию».
Мне тяжело далась эта поездка: бюрократы тянули с визой, начальник
не хотел отпускать в отпуск, сломалась ручка на чемодане. Ну и
деньги, как обычно, – мои мечты разбивались о них.
Видимо, надо или мечтать меньше, или тратить.
Я старалась не смотреть на суровую мадам в форме в трёх метрах
справа от меня. Голова слегка закружилась, я не спала ни секунды во
время ночного рейса. Попытки понять, что говорит стюардесса на
французском, – тоже стресс. Кажется, я учила другой язык.
Ужасом меня накрыло ещё в Москве, когда дородная таможенница с
лицом прапорщика и кокетливо завитыми локонами спросила: «Где ваше
приглашение?»
Приглашение от моего нового французского друга Франсуа покоилось
дома: в папке между фотографиями и анкетой на получение визы. Судя
по лицу дамы на таможне, это приравнивалось к полёту зайцем...
* * *
В моей голове забила барабанная дробь. До окошечка осталось всего
два человека: долговязый студент с нечёсаными вихрами и элегантная
дама в розовом платке, обмотанном вокруг шеи. А я наверняка похожа
на мятую шарлатанку после задержки рейса в Шереметьево.