Митл, главный город церкви святой триады
Прай
Шарканье крысиных лап по камням нарушалось всплесками воды и сопровождалось редким писком. Эти звуки эхом разносились по пустому подземелью, отражались от стен и усиливались с каждым разом. Чем ближе ко мне они были, тем сильнее раздражали. Всё проведённое здесь время я вёл тайную войну с нахальными грызунами, заткнув подошвой сапога единственную щель в основании стены. Через неё незваные гости могли сюда проникнуть. Пока побеждал я, но периодически оппоненты предпринимали контратаку, скреблись когтями по каблуку и пытались прогрызть преграду на своём пути.
В камере не было окон, а через небольшое зарешеченное отверстие в деревянной двери сюда проникали отблески масляной лампы из коридора. Благодаря им я видел только свои сапоги и ту самую щель, всё остальное оставалось сокрыто в полумраке. Должно быть, это к лучшему, ведь так я не знал, насколько отвратительно выглядел соломенный матрас, разложенный подо мной. От него исходил запах плесени, пота и рвоты, вынуждавшие меня не делать глубоких вдохов. С каждым днём эта вонь становилась всё привычней.
На самом деле я понятия не имел сколько прошло времени с тех пор, как меня бросили сюда. Перенеся болезнь, захватившую наш мир после смерти последней триады, я больше не нуждался во сне и потому мог только догадываться о количестве дней, проведённых в камере. Ну или примерно посчитать их, основываясь на визитах солдат с моим скудным рационом. Еду приносили семь раз, но, как часто полагалось кормить пленников, я не знал. Если раз в день, то прошла уже неделя. Интересно, как они будут меня вешать?
По законам церкви святой триады за преднамеренное убийство полагалась смерть, без исключений. А именно в этом преступлении я был обвинён и заключён сюда. Будь на моём месте кто-то другой – он болтался бы в петле на главной площади в тот же день. Вместо этого я торчу тут и воюю с крысами, в то время как они даже не догадываются об этом.
Грызун прекратил карябать подошву сапога, а до моего слуха донеслось удалявшееся шарканье его лапок. Беги, беги, мерзость помойная.
Справа в отдалении послышались шаги. Они казались оглушительно громкими, и я попытался отстраниться от посторонних звуков. Аккуратно сдвинув ногу, внимательно всмотрелся в ту самую щель в основании стены. Убедившись, что крысы там и правда больше нет, я нагнулся и осмотрел следы от зубов на подошве. Прокусить её грызуну не удалось, и на том спасибо.
Шаги приближались, а в камеру начал просачиваться подрагивающий свет от пламени факела. Когда двое мужчин остановились по ту сторону двери, даже не видя их лиц, я уже знал, кто они. Определил по звуку шагов. Неужели пилат вспомнил обо мне? Да ещё и явился лично. Какая прелесть!
Благодаря тому, что отверстие с решёткой располагалось почти на уровне моих глаз, можно было наблюдать за тем, как один из мужчин достал связку ключей и принялся перебирать в поисках нужного. От их скрежета по металлическому кольцу меня передёргивало. Хорошо, что я ещё раньше заглушил окружающие звуки, иначе обострённый слух точно свёл бы с ума. Обычно спасали только самодельные затычки для ушей. Когда меня сажали сюда, то отобрали их вместе с остальными вещами.
Выбрав нужный ключ, мужчина вставил его в замочную скважину и несколько раз повернул. Раздались щелчки и скрежет механизма, вызывая неприятную дрожь по всему телу. Как же хотелось зажать уши. Из-за цепи, что скрепляла кандалы и приковывала руки к полу, это было невозможно осуществить. Её длины не хватало. Когда скрипнули петли, я чуть не взвыл. Дверь распахнулась. Слишком яркий свет факела ударил по глазам, ослепив.
