С велением Богов нам спорить не по
силам.
Долг смертных – принимать, что властный
рок судил им.
Ж.Расин
Страх гнал вперед. Сопровождаясь
острой болью в области груди, он словно заключил мое тело в душные
объятия. Я обернулась через плечо. Волосы мгновенно ослепили меня,
не позволяя ничего разглядеть в чернильной тьме, подсвеченной
зловещим заревом огня. Я смахнула локоны, попавшие в плен слез,
размазанных по щекам, и, вновь обернувшись, едва не лишилась
рассудка.
Меня настигал всадник, пророчащий
смерть.
Нет! Только не это…
– Да шевелись ты! – пятками,
что было сил, я саданула по горячим бокам кобылы, хотя и понимала:
с резвым скакуном преследователя моей старушке не тягаться. Мыльная
пена, проступившая на ее узкой груди, шее, губах, рваными хлопьями
летела в сухую траву, а каждый последующий выброс ног сопровождался
болезненными хрипами, заставляющими мое сердце сжиматься от
страха.
Внезапно кобыла закатила глаза.
Издавая последний надсадный хрип, животное пало на землю, подгибая
передние ноги и переворачиваясь через голову. Едва успев
сгруппироваться, я выставила перед собой ладони в попытке уберечь
лицо от удара и зажмурилась, когда земля с оглушительной скоростью
выросла перед моим носом. Дыхание выбило из легких. Сорняки спешили
ухватиться своими корявыми пальцами за вьющиеся пряди в попытке
остановить безумный круговорот перед глазами, словно проверяя
крепкие корни на прочность.
С трудом приподнявшись на локти, я
вскинула голову. Увиденное поразило. Огромная морда с вывалившимся
языком вытянулась на земле. Пучки гривы прилипли к взмокшей шерсти,
репьи намертво запутались в хвосте.
Несколько ударов сердца я не могла
втянуть воздух в легкие и тупо смотрела, как всадник стремительно
приближался. Не в силах убрать с лица спутанные волосы,
приправленные семенами и сухими травинками; не в силах шелохнуться
и отвести взгляда я, словно пойманный в ловушку змеиного гипноза
кролик, ждала его приближения, понимая, что мне не скрыться.
Это конец.
Я судорожно выдохнула в темноту.
– Нет…
Леги Тьмы напали кромешной ночью.
Чувствительность к вибрациям земли,
приютившей меня еще в младенчестве женщины, позволила своевременно
распознать опасность, нависшую над нашей деревней. Мгновенно
разбудив свое сонное создание, она впихнула меня в первое
попавшееся под руку платье, лентой подхватила корсет и потащила на
улицу. Я не сопротивлялась. Катарина подбежала к конюшне и
распахнула вертикальную двустворчатую дверцу. Надела узду на старую
кобылу, даже не озаботившись тем, чтобы застегнуть ремень под
подбородком животного, и подкинула меня на ее прогнутую временем и
тяжелым трудом спину с высокой холкой, бросив лишь, что нет времени
седлать, как положено.
– Стерпишь! – прибавила она
второпях.
– У меня корсет расстегнут! –
возмущенно выкрикнула я, уставившись на маму.
– Беги, родная! Беги и никогда не
возвращайся. Никогда! Ни в мыслях, ни во сне, ни наяву. Нельзя!
Элин, слышишь? – одернула она. – Нельзя!
Катарина кричала, что я должна
делать. Лишь два слова «куда» и «зачем» я смогла вставить в ее
истеричную речь. Слова «беги», «нельзя», как пульс, стучали в моей
голове. И только когда с ее уст слетело: «Мертвые душой, они
здесь…» – я все поняла.
Конечно, глухая деревенька не могла
дать отпора суровым Легам Тьмы. Катарина не обманывалась и
понимала, что из этой ловушки двоим не выбраться.
Спасти меня женщина посчитала своим
долгом.
– Нет. Пожалуйста, – слезы
безудержными ручьями лились из моих глаз, – едем вместе.
– Не будь дурой! Старушке не унести
двоих! Не спорь, – приказала Катарина, глядя снизу вверх с
бессильной злостью, которую в ее взгляде я видела лишь раз, когда
похвасталась своим даром соседскому мальчишке.