Небо плакало холодным осенним дождем и Дину тоже хотелось
заплакать, даже завыть. Как маленькому. От несправедливости жизни и
невозможности эту несправедливость отменить. Уже в тот момент,
когда приемная мама не стала стричь ему волосы, как делала каждый
месяц, он заподозрил неладное. За длинными волосами труднее
ухаживать, а на дворе лето, много работы и пыль. Придется тратить
больше мыла вечером и дольше собираться по утрам. Но мама лишь
погладила его по голове на все возражения и вздохнула. И во второй
месяц его не подстригла, и в третий.
К началу осени волосы закрыли уши и почти доросли до плеч. Дин
стал походить на девчонку и это злило его. Он решил подстричь себя
сам. Взял без спроса ножницы, подошел к зеркалу и отхватил височную
прядь почти под корень. Мама налетела на него коршуном, шлепнула в
сердцах по затылку. Дин удивленно заморгал, приемные родители не
били его, даже если шалил или рвал одежду. Они просто запирали его
в темном чулане среди старых вещей на весь вечер. Дин это и за
наказание не считал, ложился на пол и засыпал.
- Дин, прости меня. Мальчик мой, не трогай волосы, - мама
заплакала. - Пусть растут.
- Мне так не нравится, мама, они мне мешают. Я уже взрослый, я
могу сам решать.
- Ты взрослый, - мама прижала Дина к себе. Еще недавно они были
одного роста, а сейчас Дин почти на голову перерос маму. - Слишком
быстро ты вырос, мой мальчик. Слишком быстро. И очень красивым
стал.
- Мама, - Дин отстранился и заглянул матери в лицо. - Почему ты
плачешь? Я вырос, да, но это же хорошо. Я буду делать всю работу,
дома и в поле. Вы с отцом можете отдохнуть. Вы не пожалеете, что
взяли меня в сыновья.
- Сыночек. Мы не жалеем. Иди к себе. Вечером придет отец и мы
поговорим.
К себе, это в маленький закуток, который приемные родители
выгородили ему на чердаке, когда он начал подрастать. Внизу не было
отдельной свободной комнаты, домик небольшой, общая проходная
комната, спальня родителей и кухня. Дину на чердаке нравилось.
Особая тишина и привычное одиночество. Окно располагалось почти на
потолке. Если Дин запрокидывал голову, то казалось, что дождь
вот-вот пробьет стекло и капли потекут по лицу. По утрам солнце
щекотало ему нос.
Кто были его настоящие родители, Дин не знал. Из какого он
клана, какого статуса и обеспеченности, даже не представлял. Помнил
только, что слонялся с протянутой рукой по базарной площади, искал
на помойках еду и одежду, а спал под прилавком. Торговцы гоняли его
днем, ночью он мог устроиться на ночлег, где хотел. Сколько ему
было тогда? Лет семь-восемь? Однажды в начале лета случилась
облава, попрошаек поймали и вывезли из города. Ехали недолго. Вдоль
дороги, сколько видел глаз, тянулись поля. Грузовик остановился
возле леса и всех высадили.
Остальные бездомные были гораздо старше Дина и, дождавшись,
когда машина скроется из вида, они побрели обратно в город, а Дин
остался на поле. Одиночества он не боялся. Всегда оставался один.
Его привлекал лес. Свежие запахи и новые звуки. Дин сообразил, что
летом в лесу прожить будет легче. Он не помнил, чтобы кто-то его
учил, но читать и писать он умел и про ягоды тоже знал. Сейчас еще
рано, ягоды будут позже, а зеленая сочная трава уже выросла и
притягивала глаз. Ее было особенно много в низинке, у ручья.
Дин нарвал травы, полную охапку, и уселся на бугорок под
деревом, собираясь ее съесть, а потом поспать. Облава случилась
ранним утром и Дин не выспался. Трава слегка кислила на языке и
плохо жевалась, но другой еды все равно не было. Дину часто
приходилось есть испорченную еду, а трава не может ведь быть
испорченной. Тихое рычание не испугало, наоборот, Дин улыбнулся.
Неподалеку стоял необычного светлого окраса волчонок и
принюхивался. Желтые глаза, не мигая, смотрели на Дина. И на траву,
которую Дин запихивал в рот.
