Глава 1
Когда живая изгородь из вьющихся
ларрейских роз подернулась дымкой, Анна благоразумно убрала руки. И
вовремя. Дымка осела на глянцевых листьях, тронула тленом
искрящиеся лепестки – еще бы день-два и можно было бы заняться
опылением, - спустилась к самой земле, не оставляя надежды, что
хотя бы пара почек уцелеет.
Розы некоторое время стояли.
Неподвижно.
А затем осыпались сизоватым пеплом.
На треклятом же заборе не осталось и следа, разве что красный
камень, из которого этот забор был сложен во времена незапамятные,
стал будто бы ярче.
- Извините, - раздалось с той
стороны. – Кажется, я несколько не рассчитал…
- Кажется, - Анна стиснула кулачки и
губу закусила.
Роз было жаль.
Себя еще жальче, потому как на
близость темной магии проклятье отозвалось знакомой болью,
предупреждая, что остаток дня будет… не слишком хорош. И на ночь
придется пить обезболивающее, которого осталось на донышке, а
мастер Цеттлер и это выписывал с преогромной неохотой.
Ему все казалось, что Анна
притворяется.
Женщина в ее годах просто-напросто
не имеет права болеть. Даже если она проклята.
- Мне очень жаль, - сказано это было
весьма нейтральным тоном, который будто бы подчеркивал, что на
самом деле этому человеку не то, чтобы вовсе не жаль, ему
просто-напросто нет дела ни до самой Анны, ни до ее несчастных
роз.
…а завтра придется начинать сначала,
благо, в хранилище у нее осталось с полдюжины спящих кустов.
Правда, сил в них придется вложить изрядно. Даже если ускорить
процессы, то пока еще они на цветение выйдут.
А «Птица Сирин», с которой Анна и
хотела сделать перекрест, того и гляди осыпаться начнет. И этот
процесс у нее вряд ли получится замедлить. И что остается? Ждать
следующего года.
Если она дотянет до следующего
года.
- Анна, - Анна убрала с лица прядь и
подумала, что выглядит она, должно быть, куда более жалко, нежели
обычно. И пусть трость ее осталась у стены – еще надо подумать, как
до этой стены дойти-то, - но обманываться не след. Соседу уже
доложили.
И про ее хромоту.
И про развод.
И про общую бессмысленность
существования.
В таких вот небольших городках люди
точно знают, чье существование имеет смысл, а чье – напротив.
- Что?
А вот сосед на некроманта не походил
совершенно. Высокий. Сухощавый, но без обычной, свойственной людям
кабинетного дела сутуловатости. Кожа темная. Черты лица правильные,
но при всем том какие-то… скучные, что ли?
Разве что челюсть нижняя
тяжеловата.
…давече в медицинском журнале,
который Анна выписывала уже скорее по привычке, нежели в надежде
отыскать что-то, что помогло бы ей справиться с проклятьем, она
прочла презанятнейшую статейку о влиянии строения черепа на
умственные способности человека.
По всему выходило, что с умственными
способностями у соседа было не ахти.
С другой стороны, кольцо мастера
совсем дураку не выдали бы…
…или…
- Анна, - повторила она, сняв
измазанные землей перчатки. – Меня так зовут. Мы не были
представлены, но… если уж случай выпал.
- Несчастный.
Она слегка склонила голову,
соглашаясь, что произошедшее вряд ли можно назвать счастливым
случаем.
- Глеб, - сосед разглядывал ее. –
Белов.
С интересом.
Вот с тем самым интересом, с которым
Ольга Павловна, обитавшая в третьем доме, который с палисадником и
мезонином, разглядывала в мясной лавке куски свинины.
- Очень приятно, - следовало бы
сказать что-то еще, устанавливая те самые добрососедские отношения,
с которыми у Анны совершенно не ладилось, как не ладилось с людьми
в принципе. Она старательно улыбнулась, надеясь, что улыбка вышла в
достаточной мере дружелюбной.
Правда, вновь напомнило о себе
проклятье, но у Анны получилось не застонать.
Если подумать, к боли она давно уже
привыкла, а что до остального…
