Глава первая
О том, что в Красный шип едут
Скорбные девы я узнаю, сидя на балконе, в той части материнского
замка, которая теперь безнадежно разрушена войной. Здесь все
шатается, камни жмутся друг к другу от каждого сквозняка, а на
стенах и полу, если присмотреться, до сих пор остались силуэты
выжженных проклятой халларнской магией тел.
Никто не ходит в эту часть Красного
шипа.
Только я.
Потому что только здесь меня никто
не тронет: даже нанятые отчимом убийцы вряд ли рискнут соваться
туда, где их вечной могилой может стать многотонная гора древнего
камня. А на тех, кто рискнули бы, у мерзавца просто не хватит
денег, потому что он давним давно пустил по ветру все мое
наследство. Ту его крохотную часть, что не отошла в казну
императора-самозванца.
Они появляются на холме: темная
процессия, мрачная даже на фоне выжженной битвами земли. Над их
головами реет черное с красным солнцем знамя, и даже ветер,
кажется, боится надолго к нему прикасаться. Ткань вспучивается в
резких порывах, словно вот-вот сорвется с древка, а потом опадает,
словно обезглавленное тело.
Ленивая процессия медленно
подбирается к развилке, и я сглатываю, чувствуя знакомый
болезненный зуд чуть ниже пупка. Прошло четыре года, но я до сих
пор чувствую, как кровоточит вспоротая кинжалом кожа, как я толчок
за толком теряю драгоценные годы жизни. Так всегда, стоит появиться
угрозе. То, что чуть меня не убило, теперь предупреждает обо всех
напастях.
Знамя вскидывается на ветру, и я
пристально вглядываюсь во всадниц, все еще надеясь, что они
повернут направо или налево, но все шестеро упрямо тянутся в мою
сторону.
Нет.
У меня дрожат колени. Я спускаюсь с
широких перилл, но едва могу стоять на ногах, практически ползком
добираясь до укромного места за колоннами. Здесь холодно, темно и
сыро, но я бы с удовольствием провела так всю отведенную богами
жизнь, только бы не стать избранной.
Но проклятый шрам никогда не болит
просто так.
Пальцы взметаются вверх, отчаянно,
ломая и срывая ногти, рвут с шеи каменное кольцо.
Это бесполезно. Сколько раз я
пыталась снять с себя цепь? Ученые мужи еще не придумали таких
цифр.
Отчим позаботился о том, чтобы я не
сбежала, не выскочила замуж и не добавила ему «хлопот» с
наследством. Которого, впрочем, уже и так нет.
Страх сковывает меня, на минуту
разум окунается в туман - и все, о чем я могу думать: они меня не
получат. Ни за что. Я не стану жертвенной овцой. Я лучше…
Бегу. Просто бегу: по длинному
полуразрушенному коридору, битому разноцветному стеклу. Из
пурпурного осколка на меня смотрит нарисованный черный глаз,
перевернутая статуя воина валяется на полу без обеих рук, и я
поздно замечаю словно нарочно брошенный под ноги каменный топор.
Понимаю, что упаду, и в самый последний момент прикрываю ладонями
лицо. По крайней мере, я не буду слепой и безобразной, когда меня,
обернутую в белый ритуальный саван, поведут к жертвеннику.
— Госпожа. – Верная кормилица всегда
рядом: подает руку, отряхивает с моего потрепанного домашнего
платья битое стекло, пыль и паутину. – Госпожа, ты в порядке? К
лекарю может?
«Лекарь спасет меня от смерти?»
Я проглатываю горькие слова,
отодвигаю заботливые руки и, прихрамывая, иду к лестнице.
Когда халларны спустились с небес на
своих стальных драконах и воздушных кораблях, государства Малдарии
одно за другим, словно спелые сливы, пали к ногам императора и его
кровожадной армии. Год назад тиран пришел на Север - и гордый
непокорный народ, сотни лет мечом и топором отстаивающий свою
свободу, оказался абсолютно беспомощен перед неизведанным, перед
воинами, которых не брал ни клинок, ни стрела. Они принимали огонь,
словно божью благодать, а заслоны и обереги северных колдунов
разбили вдребезги, словно хрупкое стекло.
