Работник скорой помощи избил
беременную пациентку – это про меня.
Я наугад вытянула из вороха утренних
газет одну, пробежала глазами скандальный заголовок и отбросила
газету прочь.
Так мерзко.
– Почему они не пишут, что у женщины
была истерика? Что она расцарапала мне всё лицо и не давала сделать
укол? Шлёпнуть по щеке, чтобы привести в чувства – это называется
«избить»? Почему они не пишут, что вовремя оказанная помощь спасла
ей жизнь?
Бросая вопросы один за другим, я не
задала главный – почему Женя, мой жених, вместо поддержки
вываливает на меня эти грязные почеркушки?
– Прокуратура начала в отношении тебя
проверку, – словно не услышал он.
А ещё меня увольняют, угу, в курсе. Я
отпила горький кофе без молока и с удовольствием откусила от ломтя
хлеба с мясом.
– Тебя вообще ничего не колышет?!
– М-м-м… Вообще-то я завтракаю. А что
меня по-твоему должно колыхать?
Когда-то наивная маленькая девочка
нашла себе кумира. Не актёра, не певца, как это часто случается у
подростков, а военно-полевого хирурга Пирогова. Девочка всей душой
поверила в клятву Гиппократа, выучилась на фельдшера. Чего я только
ни наслушалась за годы работы на скорой… «купила диплом», «только
деньги и выманиваете», «грабительница», «убийца». Сейчас ещё жившая
во мне маленькая наивная девочка умирала в муках – её мечту о белом
халате растоптали окончательно.
– Скандал! Громкий, грязный скандал!
– возмущался Женя.
Я сделала очередной глоток.
Точно знаю, что, работая в
администрации города, Женя знаком со многими журналистами.
Эксклюзивное интервью в обмен на правдивую статью – разве я многого
хочу? Но поверх газет легли ещё тёплые после принтера распечатки
обсуждений из Сети. Спрятавшиеся за аватарками анонимы не выбирали
выражений.
Я улыбнулась.
– Твоей карьере и работе конец, ты
замарана по самые уши. Чему ты радуешься?
– Тому, что несмотря ни на что,
спасла жизнь?
– Да лучше бы она сдохла, чем такое
спасение!
Чего-то подобного я подспудно
ожидала, поэтому не отреагировала. Скажи мне кто вчера, что мой
Женя… Ни за что бы не поверила и вышвырнула советчика взашей. Но
всё изменилось, когда Женя своими руками положил передо мной
газеты.
– Знаешь, дорогой, я тебе желаю,
чтобы, когда тебе станет плохо, к тебе приехала бригада, в которой
абсолютно все думают именно так, как ты сейчас сказал.
– Вот как?
– Ага.
– Надеюсь, ты осознаёшь, что при
такой риторике наши дальнейшие отношения невозможны.
Да? А я думала, они стали невозможны
чуточку раньше, когда я «замаралась по самые уши». Амбициозный
политик не может себе позволить жениться на девушке с
подмоченной репутацией хоть в девятнадцатом веке, хоть в двадцать
первом. Я спокойно, продолжая улыбаться, вернула помолвочное
кольцо. Не могу не признать – обставлено ловко. Якобы пришёл
разобраться и помочь, а я, негодяйка, поиздевалась и напоследок
пожелала смерти. Женя хороший, я плохая.
Больно-то как.
Забрав кольцо, он молча ушёл.
Хлопнула входная дверь, а я так и не нашла в себе сил, чтобы
подняться и запереть замок. Зато я допила кофе, доела бутерброд,
задала себе новый вопрос, гораздо более интересный, чем все
предыдущие – где были мои мозги, когда я влюблялась в Женю? Он
казался мне современным рыцарем, сражающимся с государственной
машиной ради людей, а оказался…
Боль рвала на части.
Я почувствовала странную слабость, у
меня онемели кончики пальцев, в глазах потемнело. Я закашлялась, и
мне всерьёз почудилось, что у меня во рту возится живая бабочка,
которую я благополучно выплюнула, а вместе с ней выплюнула и свою
боль. Телу вернулась лёгкость, зрение прояснилось. Я встала, плохо
понимая, зачем: в таком состоянии, как у меня, надо сидеть, а лучше
– лежать, бросив под язык половинку валидола. Надо…
