Аннотация
Королевский инквизитор пребывает на
скучнейшую в своей жизни проверку. Адепт-недоучка читает древнее
заклятье. Местный некромант хранит опасную тайну. А в ближайшем
лесу живет сила, что вот-вот перевернет сонное спокойствие
провинциального городка.
Казалось бы, при чем тут я? А вот совершенно ни при чем! Просто
решила срезать дорогу домой через темную подворотню, за что и
поплатилась. Теперь мне предстоит узнать, что не все яблоки
одинаково полезны, на чужое тело совершенно нельзя положиться, а
загадывать желания опасно для жизни.
А еще у древнего заклятья оказался не очень приятный побочный
эффект…
В тексте есть:
- попаданка, переживающая возможность собственной смерти
- инквизитор, переживающий душевные травмы прошлого
- непростые родственные отношения
- маленький провинциальный городок, с таинственным прошлым и
загадочным настоящим
- элементы детектива
- щепотка юмора
«Бирлитанские ученые
считают,
что других миров не существует.
Так кто я такой, чтобы в этом сомневаться?»
Из материалов дела Департамента Инквизиции
о произошедшем в Яблоцке.
Есть множество разных способов умереть, мой был не лучше и не
хуже других. Я слышала надрывное пищание аппарата жизнеобеспечения.
Не должна была, а на поди – слышала. И себя видеть со стороны не
должна была. А вот она я – лежу. Тонкое, хрупкое тело под казенным
тонким одеялом. Кожа восково-белая, глаза закрыты, спекшиеся
бесцветные губы, коротко остриженные рыжие волосы. Некрасивая.
Рядом с кроватью тумбочка, на ней обложкой вверх – книжка.
Обложка новая, глянцевая. «Сказки народов мира». Мне их читали? Не
помню. Ничего не помню после той ночи, когда…. Не важно, не хочу
вспоминать. Не для того даются последние мгновения перед
смертью.
Они – чтобы попрощаться.
Со спокойной гладью воды и выцветшим, бедно-алым поплавком над
ней. С запахом земли, влаги и отцовской куртки, пропахшей табаком.
В детстве он часто брал меня на рыбалку. Нет, сама я в этом деле
мастаком не была, но посидеть на бережку, послушать звонкую тишину,
сжевать прихваченную по случаю лепешку, запивая черным сладким чаем
из тяжелого термоса – любила.
Или с густым, каким-то радостным запахом еды, окутавшим
маленькую кухню, где колдует мама, а рядом я, на подхвате. Кипит в
кастрюле вода, стучит нож, крошится тонкой соломкой картошка.
Жарко, уютно, и вкус сахарной плюшки на языке.
Или с солнцем, что так нещадно припекает в полдень, а запах трав
ярок, сок жгуче-зелен и потом он ни за что не захочет отстирываться
со штанин. Мама будет ругаться, но как же сладостно катиться с
горки кубарем! Только потом кружится голова…
«Аркахар… кахар… ар… кхе-кхе… аркахарак..»
Меня крутануло. Больничная плата отчего-то закружилась в
противоположную сторону. Это что еще такое? Будто на карусели
прокатили.
Или это мне уже пора?
Не хочу!
Я не готова! Не готова расстаться с жизнью. Это так…
нечестно.
«Аркахарак махарк… тьфу ты! Аркахарак махааркар рэ…»
Меня подбросило к потолку, буквально впечатало в него. Это
нормально вообще, если я не материальна? Меж тем больничная палата
пошла рябью и начала растекаться, будто только что сошла с холста
Дали. Краски смешивались, перетекали друг в друга, пока комната
подо мной не превратилась в аляпистое месиво.
Так ведь не должно быть!
В смысле пережившие клиническую смерть о другом рассказывали. О
свете, там. О легкости.
А вот я напротив тяжелела. И тело свое начала ощущать… и боль,
что ну совсем неправильно!
Цвета же, окончательно перемешавшись, потемнели и загустели,
превратившись в зеркальную гладь. Только не себя я увидела в ней, а
города и людей, будто кино смотрела на высокой скорости – картинки
сменяли друг друга так быстро, что рассмотреть толком ничего не
удавалось.
