Он видел всё

1993 год

Солнечный свет, пробиваясь сквозь полупрозрачные шторы, мягко освещал комнату, заливая её тёплым, золотистым светом. Всё в ней дышало спокойствием и лаской: светлые пастельные оттенки обоев, белоснежная мебель с гладкими, закруглёнными краями. Напротив книжного шкафа, уставленного яркими детскими книжками с большими, радостными иллюстрациями, стоял стеллаж, наполненный доверху игрушками.

Маленькие машинки с яркими кузовами стояли рядом с громоздкими трансформерами, блестящими Барби и Кенами, очаровательными гномиками, пёстрыми калейдоскопами, заводными лягушками и петушками, с крутящимся волчком, звенящим металлофоном, упрямой неваляшкой и горой цветных кубиков. Рядом с этим игрушечным богатством стоял жёлтый детский столик, за которым две куклы с кудрявыми волосами и большими, выразительными глазами пили чай из миниатюрных пластмассовых чашечек. В воздухе плыла лёгкая, успокаивающая мелодия, доносившаяся от нежно-розовой музыкальной карусели, медленно вращающейся над колыбелью, где только что проснулся младенец. Малыш, курносый и очаровательный, словно ангел, зевает, потягивая в разные стороны крохотные ручки и ножки.

К кроватке на цыпочках крадётся девочка четырёх с небольшим лет. Несколько прядей её тёмно-русых волос выбились из тугих косичек, обрамляя лицо с большими глазами, которые с любопытством наблюдают за младенцем. В одной руке девочка держит за растрёпанное ухо плюшевого мишку. Она улыбается и показывает игрушку малышу. Тот агукает и восторженно дрыгает ножками, реагируя на девочку с мишкой. Казалось бы, нет на свете более умилительной картины.

Но внезапно девочка на секунду оборачивается и смотрит на дверь. Слегка замешкавшись, она снова наблюдает за младенцем. Постепенно её улыбка сходит на нет, а выражение лица становится ледяным и безразличным. Девочка достаёт из-за спины подушку и подносит её к лицу всё ещё радостного малыша. Плюшевый медведь падает на пол под монотонные звуки вращающейся карусели.

Наши дни

Любовь резко вскочила с кровати, схватившись за горло и учащённо глотая ртом воздух, словно задыхаясь. Её симпатичное лицо выглядело сегодня помятым, как после бурной ночи. Хотя… похоже, она и вправду перебрала вчера.

Массируя пульсирующие виски, Люба заметила на полу пустую бутылку из-под вина и всмотрелась в этикетку. Странно, она никогда не любила полусладкое. Что на неё вчера нашло, вспомнить пока не получалось.

Скинув одеяло, Люба уставилась на пустую половину огромной кровати. Подушка лежала идеально ровно, без единой вмятины, а значит, он не ночевал дома. Опять… Задумчиво проведя ладонью по белоснежной простыне, она дотянулась до телефона и набрала номер.

На экране высветилось «Миша», но гудков не последовало, лишь высокочастотное пиликание эхом зазвенело в голове, и противный голос следом сообщил, что «Абонент недоступен». Сбросив вызов, Люба только сейчас заметила на дисплее время: «8:02».

– Твою ж мать! – прохрипела она ещё сиплым спросонья голосом и, схватив стакан воды с прикроватной тумбы, жадно осушила его.

В половине девятого Любовь уже должна была сидеть в кабинете своего психоневролога, но в это время она ещё с мокрыми после душа волосами носилась по комнате в поисках своего любимого ярко-голубого брючного костюма, который пошили по индивидуальному заказу. Последний раз она должна была быть в нём как раз-таки вчера.

Неужели можно напиться настолько, чтобы ничего потом не помнить? Люба каждый раз клялась себе, что бросит злоупотреблять алкоголем, но эта клятва осталась лишь на словах.

Костюм так и не нашёлся, а одеваться абы как Любовь не привыкла, поэтому ей понадобилось ещё минут двадцать, чтобы собрать новый образ, сделать хотя бы минимальный макияж и хаотично уложить волосы.