Он как проклятая шкатулка: изумительная с виду — воплощение
чего-то драгоценного, — но в глубине таится зловещий сумрак и
никто, кроме глупцов, не решается заглянуть внутрь.
Линия 1. Матвей
Стоило оглянуться назад, чтобы без совести насчитать полсотни
разбитых сердец и сравнить их с пылью, но её, ныне пылкое и
хронически глупое мерещится мне диамантом на дне бокала с
виски.
И погубить не смею, и пригубить нельзя.
– Твоя любовь – как боль и холод. К ней невозможно привыкнуть, –
болезненно шепчет она, впиваясь ногтями в ключицу. Ювелирно держит
расстояние, а я упрямо сокращаю жалкие сантиметры, всё ещё надеясь
на взаимность.
Она дрожит от страха, а я не в силах прогнать тот сладостный
дурман, что превращает меня в покорного мальца, когда возлюбленная
рядом.
– Надя, – бормочу как в бреду. – Наденька.
Тысячи сладких слов скопились на языке, но я стойко держу
каждое. Не намерен давить, не желаю пугать, пусть бессознательно и
жадно тянусь к пухлым губам.
– Я должна идти. Прошу, отпусти.
– Не ходи туда. Не ходи, слышишь? – выдаю ревнивый приказ.
– Ты в своём уме? Авдей ждёт меня…
– Да не сдалась ты ему! – гневно прерываю на полуслове. – Пушной
индюк только о своих перьях заботится! Не любит он тебя!
Серые глаза любимой наливаются кровью.
– Какая же ты сволочь, Янковский! – с едва заметной силой
толкает в грудь, но тут же проглатывает несвойственную ярость и
опускает ресницы. – Ничего не выйдет, Матвей. Я люблю его. Всегда
буду любить. Я никогда не испытаю к тебе то, что испытываю к нему.
Пожалуйста, оставь меня. Ты делаешь только хуже.
Острый кулак просекает фанеру. Пыль клубится в лучах заката и
забивается в лёгкие. Я злюсь только на себя и на любовь, что
закружила в диком танце. Та, что не пожелала стать партнёршей и
оставила в тени на скамье запасных.
Надя смотрит на меня как на безумца, наверняка жалея о
знакомстве, ведь чем сильнее ты болен, тем больше желание от тебя
избавиться.
– Значит, неугодный и всегда им останусь? – давлюсь горьким
смешком и позорно отступаю.
– Зачем ты так? Мы с тобой друзья.
– Я никогда не буду тебе другом, Надя! – снова завожусь по
щелчку. – Лепи из меня кого угодно, обманывайся, но я останусь тем,
кто желает тебя как девушку. Дай мне этот грёбаный шанс и ты не
пожалеешь.
Она замирает, как от невидимой пощёчины.
– Ты просишь меня… Нет, ты действительно безумец. Я встречаюсь с
твои другом, Матвей! Где твоя совесть?!
– Смешная ты, – улыбаюсь искренне. – Сама расположилась в центре
змеиного гнезда и теперь говоришь мне о совести? Здесь каждый живёт
не по чести, но тебя привлекает гнилое царство. Пришло время
платить за удовольствие.
Следующее признание даётся мне невероятно легко:
– Я люблю тебя – вот ваш счёт.
Наступает молчание, лишь шум китайского вентилятора разбавляет
тишину.
Всё кончено. Ничего не выйдет. До тех пор пока Авдей не
перестанет пудрить ей мозги, она в его фальшивой власти.
– Мне пора. Ребята ждут.
Надя спешно собирает вещи и стремится к выходу, но коснувшись
туфелькой порога, оборачивается. Ещё не раненная, отчасти сильная и
душевно целостная – такой я больше её не застану.
– Научись дружить, прежде чем кричать о чувствах. Ты сильно меня
разочаровал. И мне бесконечно жаль, что всё так вышло. Прощай,
Матвей.
Она уходит, а я превращаю мебель в щепки, ещё не догадываясь,
что отпустил её на казнь. Уже завтра я проснусь другим, во мне не
останется ничего человеческого и всё по вине тех, кого принято
считать за братьев.
Слово «любовь» смешается с понятием «сатисфакция».
Когда я станцую на ваших костях, помните, я был
хорошим малым. Бесовка любовь сделала меня таким – хладнокровным,
но чертовски весёлым.
