Схватила его за волосы и заставила
посмотреть себе в глаза.
– Что ты там видишь? Что
видишь?
– Себя, – сказал срывающимся
голосом.
– Потому что там ты. Везде во мне
ты. Я состою из тебя, а ты из меня. Ты можешь меня ненавидеть?
Давай! Возненавидь меня! Можешь?
(с) Черные вороны 8. На дне.
Ульяна Соболева
Люди боятся кошмаров, а зря, гораздо страшнее проснуться после
сна, в котором ты был безумно счастлив, и понять, что на самом деле
ничего этого нет и…ты находишься в жутком кошмаре наяву и только
мечтаешь, чтобы уснуть снова. И не можешь навсегда…Потому что есть
маленький комочек, которому ты нужна, а тебе временно…ты временно
под наркозом. Вспомнила, как в больницу попала…Как открыла глаза и
увидела лицо медсестры. Явь отличалась от сна…Наяву все случилось
совершенно иначе.
– До выкидыша себя довела. Организм слабый, измученный и родами,
и новой беременностью. Дамочка, кто ж такой перерыв делает? Сколько
сыну? Полгода? Кормите ж еще! А у вас уже девять недель
беременности было!
Рука невольно сама легла на живот. Боже! Неужели? Один раз…один
единственный…
– Как до…до выкидыша?
Едва слышно спросила я, чувствуя, как боль возникает постепенно
издалека. У нее очень острые клыки.
– Вот так. Кровотечение открылось, и плод замер. Пока были без
сознания, вас в операционную и почистили.
Прижимая руки к груди, отвернулась, кусая губы. Больно. Как-то
по тупому, по ужасно тянучему больно. Осознание, что во мне умер
ЕГО малыш, окончательно ударило по нервам, и мне стало так плохо,
что, казалось, я задохнусь.
– Успокоительное кольните! У нее приступ панической атаки!
– Нннет…не надо… я кормлю. НЕ колите. Сейчас пройдет.
Хватаясь за горло и поднимаясь на постели, чтобы сесть и
отдышаться. Потому что я вроде бы дышу, а внутри кислорода нет.
– Пусть хоть валерианки дадут.
Послышался голос Ларисы Николаевны.
– Если ничего серьезного, я ее забираю домой.
Боже, мне кажется, я все это видела во сне… в своем счастливом
сне, только в нем мой ребенок выжил и…Айсберг пришел за нами.
– Ничего серьёзного. Выкидыш произошел на маленьком сроке. Надо
сдать все анализы. Через пару недель провести плановое УЗИ,
проверить – ничего ли там не осталось. Развитие эмбриона
соответствовало девяти неделям. Сколько там на самом деле –
непонятно, так как, насколько я поняла, менструация не
возобновилась, верно?
Я кивнула. С одного раза. Одного единственного раза. Меня же
уверяли, и я знала, что пока кормишь, обычно не беременеешь, у меня
и в мыслях не было. Наверное, я была бы ему рада…Еще одному ребенку
от Айсберга. А теперь я совершенно пустая. Из меня словно
выскоблили не только моего малыша, но и куски моей души.
В кабинет кто-то зашел и позвал врача. Я услыхала издалека.
– Ты слышала, что в морге ментов полно?…тело Мишки, бывшего
следака, нашли. Расчлененное. Выбросили на свалку, там его собаки
трепали, говорят, еле опознали. Бомжи наткнулись.
– Ужас какой… с ума сойти! Да ты что!
– Ага. Теперь весь город перевернут.
– А таким тихоней был, а тут на тебе – и уволили за
преступления, и теперь…так зверски убили.
– В тихом омуте, Наташа…
Я глаза закрыла, и меня опять затошнило. А ведь права была
Лариса Николаевна. Это ОН. Больше никто так жутко наказать не мог.
Никто так жутко и так быстро и…так нагло. Или я просто хотела бы в
это верить. Не присматривает он за мной. Он исчез. Он нас с
Льдинкой бросил. Оказывается, каждый раз осознавать это больнее,
чем в прошлый.
– Ну что? Пишем отказ от госпитализации и домой? Или подержим
вас немножко? Проверим?
– Нет, домой. У меня ребенок маленький там. Мне не до
больниц.
– Ну пишите тогда отказ и езжайте. Если что, возвращайтесь и
госпитализируем.
– Спасибо. Надеюсь, не придется.