Книга первая
Глава первая. После Испепеления
Солнце ещё не взошло над горизонтом, а пустыня уже дышала сухим жаром, будто в её недрах не угасало пламя, оставшееся с тех времён, когда земля была выжжена до основания. Дюны, словно застывшие волны, мерцали бледным светом, и казалось, что в каждом их изгибе таится шёпот древних голосов, проклятие, наложенное на Аш’Карy. Ветер нес песчинки, они били по лицу и телу, и в этом лёгком, но неотступном ударе было больше жестокости, чем в любой открытой битве: пустыня никогда не позволяла забыть, что она хозяйка всего живого.
Каэль стоял на вершине дюны, и его взгляд был обращён туда, где в предрассветной дымке едва угадывались очертания северных гор. За ними лежала тайна, которую он не мог постичь, но которая притягивала его, как жажда притягивает к воде. В руках он держал кристалл, найденный накануне – прозрачный, с золотыми прожилками, он пульсировал теплом, словно в нём билось сердце солнца. Каэль не должен был обладать этим камнем: кристаллы выбирали лишь тех, кто прошёл Обжиг, а он был изгнанником, отвергнутым даже собственным племенем. И всё же кристалл вспыхнул в его ладони, признал его, как признают только тех, кто несёт в себе силу или проклятие.
Песок под его ногами дрожал, будто сама пустыня знала – равновесие нарушено. Он вспомнил легенды о том, как когда-то земля Аш’Кары была зелёной, как реки текли сквозь долины, как ветер приносил прохладу, а не зной. Но магия, которой пытались подчинить этот мир, выжгла его до костей. Теперь каждый шаг, каждая глотка воздуха, каждый взгляд на ослепительное солнце напоминали: жизнь здесь существует лишь в обмен на страдание.
Внизу, между дюнами, мерцал оазис – слабое пятно зелени, окружённое стенами Лаар-Теша. Город, который держал власть над водой, рос, богател и с каждым днём становился опаснее. Каэль знал: там уже готовится война. Оракулы предсказывали перемены, но пророчества становились всё менее ясными. Саарин, старый прорицатель, был когда-то непререкаемым голосом судьбы, но теперь его тело разрушалось быстрее, чем у других магов, а слова всё чаще превращались в туман. Одни говорили, что он умирает, другие – что сам пустынный ветер лишает его дара.
Каэль вдохнул глубже, стараясь унять дрожь. Он был никем – изгнанником, странником, человеком без племени. Но теперь в его ладони горел кристалл. И если этот дар был испытанием, то вместе с ним придёт и проклятие, потому что сила в Аш’Каре никогда не давалась даром. Он чувствовал это так же ясно, как чувствовал сухость в горле и тяжесть пыли в лёгких.
С востока вставало солнце. Оно не приносило надежды – лишь ожог. Лучи ударили по дюнам, и песок вспыхнул огненным морем, ослепительным и безжалостным. Каэль опустил голову, сжал кристалл в руке, и в этот миг его охватило видение: пустыня горела, города рушились, голоса мёртвых звали его по имени. Он не знал, было ли это даром кристалла или предостережением самого мира, но понял одно – его путь только начинается, и этот путь будет написан песком и кровью.
Он спустился вниз по склону дюны, туда, где начиналась тропа к Лаар-Тешу. Ветер бил в спину, гнал его вперёд, словно сам дух пустыни решил проверить, выдержит ли человек без рода и имени испытание, которому не смогли противостоять целые народы.
И в этом безжалостном дыхании Каэль услышал зов – не только к битве, но и к решению, от которого зависела судьба всего мира.Империя пепла.
Саарин сидел в тени храма, выстроенного из чёрного камня, который не трогало солнце. Своды его были украшены узорами, изображающими когда-то зелёные долины и реки, – теперь это было лишь памятью, мёртвой, как и те, кто помнил её по-настоящему. Перед ним лежали кристаллы – десятки, сотни мелких осколков, добытых в горах, принесённых к ногам оракула. Когда-то они слушались его. Стоило Саарину коснуться их, и будущее распахивалось, словно открытая книга. Но теперь камни молчали.
