Первый акт
То ли лес, то ли чья-то квартира, вокруг деревья. На деревьях, как на полках, ютятся вещи: книги, одежда, посуда, зубная паста, пластинки, торт, свечки. Также на деревьях развешаны картины. На одной из них изображён человек на грани распада. Это автопортрет автопортретчика. Некий гражданин по кличке Муравьед принимает душ, который прикреплён также к одному из деревьев.
М. Хорошая вода, абстрактная вода, милая вода, счастливая вода, дельная вода, рациональная вода, резонная вода, кремниевая вода, научная вода, деловитая вода. Вода – это трибьют. Кому? Воздуху. А воздух – кому? Кому, кому? Никому! Он сам по себе.
(В душ заходит некий гражданин по кличке Жвачка. Они вместе начинают принимать душ.)
Ж. Хорошая вода, незабвенная вода, параличная вода, животворная вода…
М. Хватит! Замолчи, я не могу это слушать.
Ж. Пф, тоже мне, это поэзия, мой друг.
М. Я тебе не друг, я тебя не знаю.
Ж. Знаешь! Я – Жвачка.
М. Думаешь, я жвачек не видел?
(Муравьед начинает намыливаться. Намылившись, он передаёт гель Жвачке. Жвачка начинает намыливаться.)
Ж. Этот гель натуральный?
М. Натуроподобный.
Ж. Это тоже дело.
М. Тебе всё вечно не нравится.
Ж. Ты прав, на нашей планете всё так устроено, что всё должно непременно вызывать отторжение.
М. Пф, пессимист?
Ж. Я – натуралист.
М. В каком смысле?
Ж. В ложном.
М. Сложном?
Ж. В ложном.
М. Сложном?
Ж. С ложкой.
М. А, в ложном.
Ж. Нет, с ложкой.
М. Я тебя понял, необязательно повторяться.
Ж. Прости, я всё время ставлю под сомнение твои умственные данные.
М. Данные? У тебя есть данные обо мне?
Ж. Естественно! Ты же знаешь, я – работник особо секретной организации. Мы занимаемся данными о людях, разводом тараканов, посадкой лука-порея, извлечением памяти из субъекта с намерением пересадить эту память носорогу и подметанием сора на улице.
М. А при чём тут убийства летучих мышей?
Ж. Откуда ты знаешь?
М. Ты сказал.
Ж. Я?.. Может быть. Меня уже пятнадцать раз увольняли из-за того, что я разглашаю секретную информацию.
М. А вы занимаетесь извлечением актёрского мастерства?
Ж. Нет.
М. Почему?
Ж. Да.
М. Почему?
Ж. Ты знаешь, что такое актор?
М. Актёр?
Ж. Нет, актор.
М. Знаю. Это актёр!
Ж. Правильно. Только неправильно.
М. Может быть, может быть.
(Они всё ещё намыливаются, поочерёдно передавая друг другу гель. Гель заканчивается.)
Ж. Хороший был гель. Очень хороший.
М. Похороним?
Ж. Надо бы.
(Я забыл упомянуть, что мылись они в парадных костюмах: Жвачка – в фиолетовом, Муравьед – в красном. Они выходят из душа. Молчат примерно две минуты. Заходят обратно.)
М. Там совсем не о чем разговаривать.
Ж. Это уж точно. Когда не занят делом – речи не существует.
М. Но нам надо похоронить гель.
Ж. Надо. Обязательно надо. Но как?
М. Давай выйдем наружу. И тот, кто скажет первое слово – тому будет позволено прочитать поминальную речь в честь нашего дорогого друга – геля.
Ж. Давай.
(Они выходят. Молчание длится примерно минуту. Заходят обратно.)
М. Там совсем не о чем говорить!
Ж. Тут хотя бы вода. А вода – это смазка для коммуникации.
М. Давай попробуем в последний раз. И если не получится, то мы останемся под этим душем навечно.
Ж. Договорились.
(Они выходят. Молчание длится примерно две минуты.)
Ж. Тут не так плохо, как можно было подумать.
М. Да, неплохо. Совсем неплохо. Тут свобода всё-таки.
Ж. Тут мы можем быть собой.
М. А у тебя есть ты?
Ж. Конечно.
М. Тебе повезло.
Ж. Ну, по крайней мере, должен быть. Лет двадцать назад я его ощущал.
М. А я – никогда. Мне кажется, я – это различное количество набросков (под каждую секунду свой), которые не так уж качественно прорисовывает работник концлагеря. Например, я могу сейчас сказать тебе, что ты – мой лучший друг, но через секунду я могу тебя убить… и съесть тебя. А потом, когда съем, снова скажу, что ты – мой лучший друг.
