У него на костяшках следы от осколков — белые полосы-шрамы, едва
заметные; парочка шрамов на брови и один на линии челюсти —
признаки обезбашенной молодости, но сейчас в нем сложно различить
того юнца, что когда-то был проблемой для родителей. Время прошло,
обстоятельства изменились и вместо двухколесного Triumph появился
роскошный Porsche Turbo, купленный с первого заработанного
миллиона. Отца распирало от гордости — наконец-то приемник взялся
за ум и заинтересовался делами компании, а он лишь пытался
спрятаться, зарыться в работу по самое горло и перестать думать о
той, что оставила Новый свет, уехав вслед за более выгодной
партией.
"Выгодная партия" отличалась аристократическими корнями и
влиятельной семьей в Европе, тогда как Энтони Адамс был слишком
далек от титулов. Настолько далек, что весть об ее отъезде повергла
его в шок, а потом в тихую ярость, впоследствии выплеснувшуюся в
совершенный цинизм. Он стал тем, кем сейчас являлся, и уже никогда
не вспоминал себя прежнего.
— Мистер Адамс, запрос подготовлен. Я еще нужна вам? — его
секретарша входит неслышно, и он, стоя у панорамного окна и
вглядываясь в огни Манхэттена, раздраженно поводит плечами. Не
меняет позы и слегка поворачивает голову в сторону притихшей
женщины. Вчера ей исполнилось пятьдесят пять, у нее двое внуков и
заботливый муж. Она всегда говорит четко по делу и понимает без
лишних слов. — Тогда до встречи, — вежливо улыбается и оставляет
его в покое, точно зная, что он пробудет здесь где-то до
полдвенадцатого, а затем вернется в свою квартиру, чтобы к семи
утра вновь быть на работе.
И так каждый день, каждую неделю и каждый месяц. Последние
девять лет, ставшие для него системой. Эта система почти не
меняется, только иногда он срывается и исчезает из города в
неизвестном направлении. Все думают, что он топит одиночество в
объятиях любовницы, тогда как он уезжает в тихую гавань — небольшой
домик на берегу Гудзона, построенный из экологических материалов и
напичканный мебелью из ротанга. И для него это не просто гавань, а
настоящее спасение — в тишине природы он расслабляется, скидывает
маску жесткого цинизма и поддается умиротворению, нарушаемому разве
что деловыми звонками. Возвращение же домой сопровождается плохим
настроением и присущей ему сухостью, равнодушием, которого
подчиненные боятся больше откровенного гнева, потому что в такие
моменты мистер Адамс становится похож на палача — одно его слово с
легкостью рушит судьбы.
И он их рушит, не жалея слабаков и перемалывая попавшихся под
ноги конкурентов.
Шон Винистер не его конкурент и никогда им не был, но сейчас,
перебирая взглядом огни ночного города, Энтони думает только о том,
что поглощение европейской компании будет отличным ударом для
аристократической семьи, той самой, частью которой стала его
когда-то любовь. Она изменилась и на смену улыбчивой девушки пришла
задумчиво скучающая женщина, изредка мелькающая на страницах газет
и журналов. Идеально ухоженная и фальшивая, фальшивая насквозь и
насовсем. Ему ли не знать. И теперь ее фотографии вызывают в нем
разве что неприязнь, а все чаще безразличие, крепкое, закаленное,
через которое не пробиться. Глянцевые журналы по обычаю летят в
урну, и он позволяет себе расслабиться — найти полную ее
противоположность и провести с ней ночку-другую. Расстается без
сожалений и никогда не возвращается в одни и те же объятия, потому
что не хочет привыкать.
Достаточно все же.
А еще он с нетерпением ждет, ждет, когда она узнает о его
маленькой мести и, быть может, пожалеет о том, что предпочла
другого. Но даже если она приползет к нему на коленях, он не
простит, будет топтать дальше, пока фамилия Винистер не
превратиться в пыль, а блестящие побрякушки с ее шеи не мелькнут на
каком-нибудь аукционе.
