– Денис Сергеевич, к вам пришли.
Я сглатываю вязкую слюну. В животе
пульсирует тяжёлый холодный ком.
Надо же, я про себя его только
Ящером называю. А он – Денис Сергеевич.
– Кто там еще? – без капли
любопытства спрашивает вальяжный голос с хрипотцой, обычно
свойственной актёрам, но тут она принадлежит молодому
харизматичному политику.
– Соска какая-то, – бубнит
охранник.
Внутри всё сжимается.
Не от обиды на определение, которым
меня наградили: пацанчики в нашем районе так же говорят. Могут
назвать тёлкой, могут соской. Ничего такого, просто слово «девушка»
у таких не в чести.
А плющит меня от необъяснимого
страха.
Говорят, Ящер не связан с
криминалом. По крайней мере, теперь, но у меня поджилки все равно
трясутся.
– На хрена мне ещё одна соска?
Вытягиваю шею.
В неплотно прикрытую дверь видно
кусочек ВИП-комнаты. Моему взгляду доступен край черного кожаного
дивана, на котором подобрав под себя голые ноги полулежит
нафейстюненная деваха неопределимого возраста, прижимаясь щекой к
мужскому бедру в темно-синей джинсе.
Сама фигура мужчины скрыта от меня
широченными, как дверцы дореволюционного бабушкиного шкафа, плечами
охранника. Я вижу только по-щенячьи преданный взор девицы, который
она почти не отрывает от своего «хозяина».
– Гнать? – уточняет бугай.
«Гонец», блин!
Я и так чуть живая! Еле решилась
прийти. Вся спина мокрая от пота, а он – «гнать»!
Тоже мне нашёлся холоп у барина!
Хотя где-то внутри я малодушно
надеюсь, что меня не допустят до комиссарского тела, потому что,
если допустят, нужно будет принимать какое-то решение, а у него
наверняка будут последствия.
– Да что за соска-то? – уже
раздражаясь переспрашивает Гордеев.
– Да мутная какая-то, – пожимает
плечами ручной цербер.
Он оборачивается на дверь, и я так
резко отпрянула, что в глазах потемнело.
– Говорит, дело у неё личное. Какое
– молчит.
Повисшая пауза нервирует меня до
того, что начинает покалывать виски.
Да сколько можно?
Заламываю пальцы.
За несколько минут всё душу вынули!
Ещё чуть-чуть, и я не вынесу ожидания и сбегу.
– С личным делом она меня ищет
здесь? Ну, давай, послушаем.
Под шорох форменной ткани штанов
возвращающегося парламентёра вытираю влажные ладошки об юбку.
– Чего сопишь? – выглядывает из
двери громила с непроницаемым лицом. Это я, пытаясь успокоить
бешеное сердцебиение, глубоко дышу. – Заходи.
Преодолевая слабость в коленях, я
захожу в кабинет.
Смотрю под ноги, потому что от
волнения я запросто могу споткнуться и растянуться на потеху
присутствующим. Ну и да. Страшно смотреть.
Я плохо помню Гордеева. Из города он
уехал, когда мне лет семнадцать было и на таких соплюх, как я, он
внимание не обращал. Да и пересечься мне с ним негде было. Кто он,
и кто я? В нашем дворе, где жили его родители, Ящер появлялся
редко. Чаще мне на глаза попадались его машины, которые с
благоговением рассматривала и обсуждала малолетняя пацанва. После
каждого появления его персона обрастала легендами, которых про
Ящера и без того ходило немало. Он был кумиром мальчишек: те из
них, кому он пнул мячик или орешки отсыпал, ходили гордые. Даже
тех, кому достался подзатыльник, распирало от гордости.
Только всё это не отменяет того, что
Гордеев был и остаётся опасным человеком.
– Ближе давай, – понукает меня
дверной надсмотрщик.
Я беспомощно оглядываюсь, будто
пришла сюда не по своей воле.
Охранник стоит в дверях с видом «я
за тобой слежу, не вздумай сделать глупость». Господи, это он от
меня, что ли, диверсию ждёт?
Женский пренебрежительный смешок
заставляет меня распрямить спину и, сделав ещё пару шагов, поднять
глаза на того, кто, развалившись на диване, даже не смотрит на
меня.
Гордеев ковыряется в телефоне, не
проявляя ко мне никакого интереса.
