В свои неполные девятнадцать Соланж стала вдовой в третий
раз.
Все ее очень жалели, особенно родственники почившего, но больше
всех жаль себя было именно ей. И вовсе не потому, что она любила
супругов номер один, два или три – по большей части она была едва с
ними знакома – просто знала, что этим количество оных не
ограничится: ей придется выходить замуж снова и снова, пока кто-то
не остановит её.
Не остановит ИХ.
Но до сих пор они ловко перемещались из города в город, и никто
не признал в ней «черной вдовы», как шутливо, из большой любви, не
иначе, называл ее брат.
Сначала был маленький Элдридж близ Бермингема, затем Тэмвут и
Бэдворт, а теперь вот Стратфорд-на-Эйвоне. Пройдет час или два, как
она опять овдовеет, и отец с братом начнут пировать на костях ее
почившего мужа.
Образно, ясное дело.
Для вида они облекутся в траурный белый и запрутся на время в
милом имении на краю Стратфорда, из окон которого, как ярко
живописал ей преимущества очередного вдовства Джеймс, её любящий
брат, она сможет любоваться на лебедей, скользящих по глади
красивого озера, и «предаваться тоске и печали» хоть целый год
кряду, гуляя по утопающим в цветах улицам города или в лесу,
который здесь же под боком.
Он знал, как ее убедить...
Целый год траура – это было слишком прекрасно, чтобы быть
правдой, но Соланж хотелось поверить в нее.
И она снова поверила.
Дура, ясное дело, но вдруг в первый раз в жизни ей
повезет...
Вцепившись пальцами в вырез платья, она поглядела на дверь, за
которой раздались мужские шаги. Тяжелые, шаркающие...
И невольно вздохнула.
Хоть бы раз ей достался красивый, моложе пятидесяти мужчина...
Так нет же, все дряхлые старики со зловонным дыханием и выцветшими
глазами. И все, как один, развратники и ничтожества!
Но, с другой стороны, объяснить смерть молодого мужчины было бы
на порядок сложнее: заподозрив что-то неладное, у родни начались бы
вопросы, претензии. Не дай боже, спор о наследстве!
Нет, со стариками все проще: сердце не выдержало восторга
полновластного обладания свежим, девичьим телом – и отказало.
Таковы три официальные версии смертей ее первых мужей... Соланж
даже жалели, мол, бедная девочка, не успела сделаться женушкой, как
лишилась супруга... Еще такого прекрасного, как
Эдвард/Бенет/Колдер. Ей не то чтобы не было жалко этих мужчин, но
им бы самим не мешало раскинуть мозгами и догадаться, что девице
восемнадцати лет их дряхлое тело и даром не нужно. Это мерзко, если
подумать, жениться на собственной «внучке» и вожделеть ее...
Фу.
В какой-то мере они заслужили то, что случалось. А Соланж их к
тому же предупреждала...
Шаги в коридоре затихли, дверь толкнули. Новобрачная расправила
плечи.
Новый муж, грузный эсквайр с тройным подбородком, встал на
пороге, осматривая ее... Глаза его сделались злыми, когда он
заметил, что она не раздета. Все еще в платье и даже в накинутом
сверху плаще – в комнате было прохладно. Никак этот жлоб поскупился
на дрова для камина...
И это в первую брачную ночь.
Ну не скотина ли?!
– Раздевайся! – приказали ей грубым, неприветливым тоном. –
Сделаем ЭТО скорее. Я и так ждал достаточно!
Соланж снова вздохнула, но фибулу на плаще расстегнула и скинула
его на пол.
– Я бы вам не советовала, – предупредила при этом. – Иногда
лучше бы и совсем не дождаться, чем...
– Ты угрожаешь мне, девка?! Строптивая, да?
– Просто предупреждаю.
Ни один из мужей ее предупреждениям так и не внял: каждый раз
они начинали браниться, кричать, называть ее шлюхой и словами
похуже. В первый раз было обидно до слез, а потом она просто
привыкла... Привыкла к сопению и торопливо сдираемой с тела одежде,
к сладострастному блеску в глазах и трясущимся не от страсти, но от
старости пальцам. Второму супругу она даже, помнится, помогла
скинуть шоссы: он так волновался, что запутался в них, едва не
свернув себе шею, свалившись на пол. Может быть, именно так этому
бедолаге и стоило бы умереть, но она пожалела его, посчитав, что
смерть в момент страсти посчитают достойней смерти по глупости.
Этим поступком она как бы заранее попросила у мужа под номером два
прощение за дальнейшее...
