Вечер быстро спустился на землю,
принося весеннюю прохладу. Прохожие расходились по домам, улицы
пустели, и только в одном из дворов в песочнице сидела маленькая
девочка, строившая башню из песка. На ней было платьице потертое и
пальтишко не по размеру. Рядом из взрослых никого не было. Зажглись
фонари, редкие прохожие пробегали мимо, спеша домой после рабочего
дня.
Девочка продолжала играть, что-то
напевая под нос. Ей стало прохладно, но она не уходила, увлеченно
играя с песком.
- Ой, деточка! А ты почему одна? Где
твои родители?
Девочка улыбнулась и молча продолжила
лепить. Добрая тетушка, которая вышла выгулять свою собачку,
обеспокоенно оглянулась. Но двор был пуст.
- Эй, Лидка, глянь, здесь крошечка
совсем одна! - прокричала женщина, увидев вышедшую из подъезда
соседку
- Ага... Кажется нужно Петровича
звать... - отозвалась та, подойдя ближе.
- Ну давай, скорее! Я пока присмотрю
за девочкой.
Вскоре во двор заехал бобик с местным
участковым. Это был мужчина средних лет, с лысиной и круглыми
щеками.
- И что тут у вас стряслось? -
спросил он, рассматривая двух женщин.
- Так вот же, вот! Посмотри,
Петрович! Вышла я Кузю выгулять, а тут смотрю, в песочнице девочка
сидит, одна. А время то уже не детское! Я спросила про родителей,
но она молчит...
Петрович присел возле малышки. Он
внимательно осмотрел ее, отметив, что ей не больше пяти лет,
грязная, одета не по сезону. Явно непутёвые родители даже и не
заметили пропажу дочки. Достал протокол и стал заполнять.
- Так, я ее в больничку на осмотр,
потом в распределитель. Подпишите бумагу.
- Бедняжка!
Через два часа девочку привезли в
распределитель для детей, которые официально ещё не были лишены
родительской опеки. Оформили документы, отмыли потеряшку, которая
так и не говорила ни с кем. Нянечки отмыли и переодели в чистую
одежду. Затем отвели в комнату, где уже спало несколько детей.
Уложили на свободную кровать...
Прошло четыре
года
Я так и не смогла найти друзей.
Старалась быть отдельно от всех. Первое время, когда меня только
привезли в детский дом, дети пытались задираться к новенькой. Но
когда я до крови прокусила руку одной из мелких, которая особо
выводила меня из себя, остальные стали побаиваться и сторониться
меня. А я и не была против.
Очень любила писать. Вот говорить не
сильно, а писать истории да. Писала все о чем думала и что видела.
В свои девять лет мне казалось, что я гораздо старше своего
возраста. Я смутно помнила время, которое провела в приемнике, как
называли место, куда свозили всех найденок вроде меня или просто
забранных детей.
Теперь я жила здесь. Не скажу, что
тут плохо, но мысли о семье не покидали. Кто мои родители? Как я
жила до этого? Кто растил меня? Милиция так и не нашла мою семью, и
через год, после того, как меня нашли брошенной, суд официально
признал сиротой. А потом привезли сюда.
Мои воспитатели махнули на меня
рукой, тяжело вздыхая и перешептываясь между собой о том, что я
безнадёжная. И у меня нет практически шансов на то, что кто-то
удочерит.
Мне было больно слышать это, но
глубоко в душе я верила и надеялась, что в один прекрасный день
появятся люди, которым я понравлюсь. Я смеялась, слушая фантазии
друзей по несчастью, которые воображали, как за ними приедут
богатые родители. А сама в тайне тоже на это надеялась.
Сидела в кресле и смотрела мультик со
всеми. Телек нам подарил спонсор, и теперь по вечерам мы могли
смотреть мультфильмы.
- Надежда! В кабинет директора! -
позвала моя куратор, и я встревожилась.
Вроде бы уже давно ничего не
делала. Так зачем вызывать? Но что гадать, когда нужно просто
пойти и узнать причину. Пошла по коридору с мягкой ковровой
дорожкой.
