«Ничего не кончается.
И даже когда нет рядом рук,
поднимающих тебя, упавшего, не плачь.
Не будет рук – будет верёвочка,
за которую можно удержаться.
Встань и иди дальше. Ты сможешь».
Елизавета Глинка «Я всегда на стороне слабого».
Поняться и идти
Глава 1
.
В неврологическом отделении детской городской больницы закончился завтрак. Убиралась со столов посуда, позвякивали тарелки, ложки, шаркала по полу швабра. Сквозь приоткрытые фрамуги тёплый ветер разносил по коридору сладкий аромат цветущих пионов.
В холле у сестринского поста трое ребят с любопытством прислушивались к разговору медсестер. Подошёл врач из соседнего отделения, положил на стол чью–то историю, взгляд мимолетно скользнул по подносам с лекарствами.
– Ого! Это кому столько?
– В восемнадцатую. Мальчик с ДНР у нас.
– Что с ним?
– Ноги, парапарез. Семья у него погибла, родители и брат пятилетний. Видеть никого не хочет. Психолог ходит, толку пока нет. К стене отвернётся и молчит.
– Сколько ему?
– Тринадцать.
Помрачнел, покачал головой.
– Ему бы с ровесниками подружиться с кем–то… Историю Бородину передайте, пожалуйста, – врач ушел.
Одна из медсестёр отправилась разносить лекарства, вторая осталась заканчивать работу. В тишине коридора мирно шуршали блистеры, таблетки с коротким пластмассовым стуком падали на дно стаканчиков.
Восемнадцатая палата находилась в конце коридора. Самое тихое место на этаже. Никита лежал, отвернувшись к стене, колени поджались к подбородку, взгляд застрял на едва заметной трещине.
Дверь приоткрылась, заглянула санитарка.
– Никита, ничего не надо?
Зашаркали казённые кожаные тапки, женщина вошла. Отодвинула кресло–каталку, влажная тряпка прошлась по тумбочке, сползшее одеяло легло на место.
Никита не шевелился.
– Зови, если что. Кнопку нажми, я приду, – санитарка сокрушённо покачала головой.
– Хорошо, – зубы сжались, рывком зашвырнул край одеяла на голову, пальцы вцепились в подушку, стиснули так, что отдало в локоть.
Принесли блокнот, он стал рисовать. От судорожного нажима грифели дырявили листки и ломались. Срывал, комкал страницу в шебуршащий комок, снова рисовал. Боль выплёскивалась.
В коридоре послышалось шушуканье, дверь приоткрылась. В образовавшуюся щель просунулась светло рыжая голова невысокого, пухлого мальчишки лет двенадцати. Серые треники с вытянутыми коленками, выцветшая красная футболка, пластиковые синие шлёпки. В руках бейсболку мнёт.
"Поглазеть пришёл…".
– Чего тебе?
– Я зайду?
– Зачем?
– Да, ни зачем. Познакомиться. Можно?
Никита помедлил, кивнул.
– Я, это… Чего пришел… Меня Андрюха зовут. Мы вчетвером в палате, а ты один. Скучно, наверное… – Покосился на каталку, шмыгнул носом. – Ты что, ходить вообще не будешь никогда? – мальчишка топтался у входа и теребил кепку в дурацких красных крокодильчиках.
Никита задохнулся:
– Уйди…!
– Ну, погоди! Я просто так спросил.
– Уходи.
– Хочешь, планшет с киношками закачанными принесу? Не обижайся!
– Уйди!
Андрюха выскользнул в коридор. Закрывая дверь, бросил с порога:
– Я принесу планшет.
Никита откинулся на подушку, кулаки сжались. До боли, до побелевших костяшек. Начал бить по одеялу, по неподвижным ногам.
"Почему…! Почему…! Мам…?"
Переговорщик вернулся в холл.
"Зря пошёл. Все Алёнка… Дурак, конечно, брякнул. А, откуда я знаю, о чём с ним говорить?!"
Его ждали, вскочили навстречу, утащили к окнам, за кадки с пальмами.
– Ну, как…?
– Да–а… – Андрюха поморщился, досадливо мотнул головой, нацепил кепку. – Не вышло разговора. Не знаю я, о чем с ним говорить. Планшет обещал занести. Если не выгонит, конечно.
– Ничего. Главное, попробовали. Не расстраивайся. Надо ещё раз попытаться. Жуть берёт представить, каково ему, – девочка встряхнула головой. Лёгкие, золотисто льняные волосы метнулись из стороны в сторону, она собрала их в хвост, скрепила заколкой, строго посмотрела на второго мальчишку, – Паш, если у Андрюхи не выйдет, тогда ты, ладно? – Ясные, серые глаза смотрели серьёзно и настойчиво.
