– Бабушка, а ты жила в землянке?
Стёпка спросил просто, без удивления. Словно речь шла о палатке или шалаше – он сам недавно пытался строить такой во дворе. С царапиной на коленке, с озорными глазами он воспринимал всё как приключение. Даже землянку.
Клава мягко улыбнулась и кивнула.
– Жила.
Она сидела у окна и штопала старую наволочку. На столе внуки пили чай с только что испечённым хлебом и малиновым вареньем. В квартире пахло капустой – на плите томились голубцы. Всё было обыденно и уютно: льняные занавески, цветастая скатерть, летний свет на подоконнике. И на этом фоне вопрос звучал особенно остро, как тонкий звонок из другого времени.
– А почему вы туда попали? – спросила Анюта, устроившись на табуретке, так что ноги не доставали до пола.
Клава положила иглу, посмотрела в окно, будто видела не зеленый двор за домом, а совсем другое – далёкое.
– Потому что тем, кто тогда правил, не нравилось, когда крестьяне жили на своей земле и могли сами себя кормить. У нас было своё поле, масло, мука… – Она вздохнула. – Сказали ночью: «Собирайтесь. Завтра в полдень – выезд».
– И вы поехали? Все? – удивился Стёпа.
– Почти. Я была младшей. Сестру Степаниду не взяли – она фамилию сменила, замуж вышла. Да братья Алексей и Фима уже учились в техникуме. Остальные – все.
Она говорила спокойно, но в голосе проступала натянутая тишина.
– Вагон был длинный, с решётками на окнах. Двенадцать суток пути. На станциях – под конвоем в туалет. Ели то, что успели взять: хлеб да свинину, которую отец успел засолить.
Анюта прижалась к её плечу:
– Бабушка, страшно было?
– Было. Но иногда выбора нет.
Вечер оседал в комнате, будто сам хотел слушать. Наволочка была готова, Клава откусила нитку. И в этот момент на часах с кукушкой раздалось сухое «ку-ку, ку-ку». Она вздрогнула и улыбнулась:
– Скоро дедушка придёт.
Дети оживились, а Клава достала из буфета выцветшую фотографию.
– Вот она, наша семья. Когда мы уже были там, за Уралом.
Дети молча наклонились над снимком. Вглядывались в лица, в глаза и платки, будто слышали дыхание людей с фотографии.
– Ты её всегда убираешь обратно, – прошептала Анюта. – А ты не боишься забыть?
Клава провела пальцем по лицу матери.
– Нет, Анютонька. Забывается лишнее. А то, что по-настоящему твоё, живёт тихо. Здесь, – она коснулась груди. – И жжёт иногда, будто вчера было.
За дверью послышались шаги и в коридоре звонко зазвенел колокольчик.
– Дедушка! – закричали дети и бросились в прихожую.
Клава сложила фотографию в ящик, поправила скатерть и, улыбнувшись им вслед, сказала почти шёпотом:
– Ну вот… можно и ужинать.
Она оглядела кухню: тёплый хлеб, дымок от голубцов, любимые кружки. И вдруг ясно поняла – вот он, ответ. История не в землянках и не в судах. История – в том, что остался дом, где тебя ждут. Где слышат. Где помнят.
А значит – история ещё продолжается.