Сначала я услышал, как в соседней комнате кто-то уронил ложку на керамическую плитку. Металл коротко звякнул, и в этом звуке было что-то знакомое, почти родное – как будто каждое утро начиналось с этого маленького происшествия. Я не спешил открывать глаза: хотелось ещё немного полежать, притвориться, что ничего не происходит, что впереди нет ни школы, ни разговоров, ни обязательств. Сквозь закрытые веки пробивался свет – не солнечный, а электрический, холодный, как в больничных коридорах. Я повернулся на бок, прижал щёку к прохладной наволочке и прислушался: где-то вдали гудел транспорт, внизу хлопнула дверь, а в квартире уже зашуршали шаги мамы.
На полу, рядом с кроватью, валялась вчерашняя футболка, скомканная и пахнущая порошком. Я нащупал её ногой, потом всё-таки заставил себя сесть, оперся локтями о колени и долго смотрел на свои ладони. Они казались чужими, как будто я только что вернулся из чужого сна. В комнате было прохладно, окно приоткрыто, и оттуда тянуло запахом мокрого асфальта и весенней сырости. Я вспомнил, что сегодня вторник, и что надо бы встать пораньше, чтобы успеть повторить формулы по математике, но сил не было даже на то, чтобы подняться.
Я натянул футболку, потянулся, разминая затёкшие плечи, и посмотрел на телефон. Экран мигнул – 6:43. До будильника оставалось две минуты, но я уже не мог уснуть. На заставке – фотография с прошлогодней поездки в Потсдам: я стою на мосту, улыбаюсь, а рядом папа держит меня за плечо. Тогда ещё всё было просто, и никто не говорил о новых технологиях, о том, как меняется мир.
Я встал, подошёл к окну и выглянул во двор. На детской площадке стояли пустые качели, а возле скамейки какой-то мужчина выгуливал собаку. Двор был почти безмолвен, только где-то вдалеке щёлкнула дверь подъезда, и по асфальту застучали каблуки. Я смотрел, как медленно светлеет небо, как по стеклу ползёт отражение уличного фонаря, и думал, что, наверное, так выглядят все утра в больших городах: немного чужие, немного свои.
В коридоре послышался голос мамы – она что-то тихо напевала себе под нос, перебирая вещи в шкафу. Я услышал, как она открыла холодильник, потом хлопнула дверцей и поставила чайник. В этот момент будильник на телефоне зазвенел, и я машинально выключил его, чтобы не разбудить папу.
Я вышел из комнаты, стараясь не шуметь, и прошёл в ванную. Зеркало запотело, на полке стояла зубная щётка, рядом – тюбик с почти выдавленной пастой. Я умылся холодной водой, чувствуя, как просыпается кожа, и посмотрел на своё отражение. Волосы торчат в разные стороны, под глазами тёмные круги, губы сжаты. Я попытался улыбнуться, но получилось неубедительно.
В кухне пахло кофе и чем-то сладким – мама, наверное, испекла булочки. Я вошёл, и она тут же обернулась, улыбнулась устало и кивнула на стол.
– Доброе утро, Леон, – сказала она, поправляя прядь волос за ухо.
Я сел на табурет, взял булочку, но есть не хотелось. Мама поставила передо мной чашку с чаем, села напротив, склонившись над телефоном.
– Сегодня у тебя контрольная? – спросила она, не отрываясь от экрана.
– По математике, – ответил я, ковыряя булочку вилкой.
– Ты готовился?
Я пожал плечами.
– Вроде да.
В этот момент в кухню вошёл папа, небритый, в тёмной футболке, с планшетом в руке. Он выглядел так, будто не спал всю ночь: глаза покраснели, волосы растрёпаны.
– Доброе утро, – пробормотал он, усаживаясь к столу.
Мама кивнула, не поднимая глаз.
– Ты опять работал допоздна?
Папа отмахнулся.
– У нас на сервере опять всё слетело. Helix требует обновления, а у меня не хватает прав администратора. Всё приходится делать вручную.
Я не стал спрашивать, что именно у них за проблемы – знал, что если начну, папа будет рассказывать до бесконечности, а мне и так не хотелось думать о компьютерах.
