Глава 1
Благодаренье небу, один из лучших выпускников Университета
королевы Анны, без пяти минут доктор медицины, а пока что блестяще
завершающий обязательную практику в госпитале святого Фомы Захария
Тимоти Эрдман, эсквайр, был пока ещё холост. А вот его нынешний
куратор, главный врач и администратор госпиталя, профессор Диккенс,
к великому своему неудобству обременён многочисленным семейством;
впрочем, любящим и любимым. Поэтому-то, несмотря на страсть к
научным изысканиям, на привычку пропадать в лаборатории или
засиживаться за очередной особо хитрой историей болезни, ровно в
шесть часов вечера профессор закрывал лабораторный журнал или
захватывающий анамнез, передавал ключи от кабинета ассистенту и
следовал к экипажу, где дожидались его появления супруга с чадами.
Взрослые-то сыновья давно покинули отчий дом, отправившись кто в
кругосветное путешествие в качестве корабельного врача, кто в
исследовательскую экспедицию; младшие же, появившись на свет в то
время, как возраст миссис Диккенс почти не оставлял надежды на
дальнейшее продолжение династии, поглощали ныне всё внимание
заботливой четы. Скучая по покинувшим их детям, всю
недорастраченную заботу и любовь родители щедро изливали на юных
сорванцов. Тем более что в головах этих оболтусов обнаружились
проблески незаурядного ума, а в организмах в целом – задатки магии,
ныне легализованной королевским указом. Мальчикам не на шутку
грозило блестящее будущее. Ведь целительская магия считалась
уникальной; Орден Змеи и Чаши, курирующий магическую медицину,
насчитывал не более дюжины одарённых послушников, а потому –
Диккенс-отец обоснованно рассчитывал, что сыновья добьются в жизни
куда больше, чем он сам. Академических мантий, например, и званий
не менее чем Старших магистров.
Ровно в шесть часов пополудни сей учёный муж, держащий бразды
правления персоналом в госпитале святого Фомы, возвращался к роли
образцового отца семейства. Именно в это время мистер Диккенс
отвозил сыновей на лекции по началам целительства, организованные
для талантливой молодёжи Орденом Змеи и Чаши, и высиживал там от
начального до финального гонга под предлогом, что обязан следить за
моральным и нравственным уровнем занятий. На самом же деле – наряду
с юными слушателями он постигал азы целительской магии, стыдясь
признаться в оном открыто и уронить профессорский авторитет…
Вот и в этот весенний вечер, когда солнце ещё не думало
скатываться за шпили соборов, но часы в профессорском кабинете
отбили шесть, Элайджа Диккенс вздрогнул, оторвался от чтения – и с
торопливостью, несолидной для своего возраста и дородной фигуры,
заметался в поисках плаща и цилиндра. Машинально протянул связку
ключей на серебряном кольце к пустующей конторке ассистента,
спохватился, постучал себя по лбу, пробормотал: «Ах, какой Lapsus
memoriae[1], однако…» и выскочил в приёмную. Пора было мчаться на
лекцию.
– Вообразите, Эрдман, совсем забыл, что мой Джейкоб отбыл на
воды. Держите ключи, дружище! Моя библиотека к вашим услугам, но не
забудьте закрыть кабинет до того, как уйдёте на дежурство,
а не после, не то опять всё прошляпите…
Молодой человек, поспешно поднявшийся из-за столика, за которым
просматривал журнал сегодняшних посещений, покраснел.
– Простите, профессор, больше этого не повторится.
– Знаю-знаю и всегда на вас рассчитываю. Ну-с, хорошего вам
вечера, дружище!
Захария Тимоти Эрдман почтительно поклонился его стремительно
удаляющейся спине, подбросил на ладони тяжёлую связку ключей, всего
от двух дверей – лаборатории и профессорского кабинета, но
увесистых, будто отлитых из свинца. Сказывалось действие когда-то
впервые осваиваемых мистером Диккенсом охранных чар, которые он
умудрился наложить и на замки, и на ключи, а заодно и на двери; но
переусердствовал, вот и получил интересный побочный эффект. Но
переделывать работу не захотел, оставил как память.
