Четверг
10 декабря
Нобелевские торжества
Локтем правой руки Кошечка прижала к телу висевший под мышкой тяжелый пистолет. Она бросила на землю недокуренную сигарету, приподняла подол длинной юбки и тщательно растерла окурок по асфальту подошвой.
«Ищите теперь на нем мою ДНК», – злорадно подумала женщина.
Торжества по поводу присуждения Нобелевских премий продолжались в банкетном зале Стокгольмской ратуши уже три часа тридцать девять минут. Танцы были в самом разгаре, в холодном уличном воздухе разливались звуки музыки. Цель встала из-за стола в Голубом зале и направилась по лестнице в Золотой зал. О перемещениях цели ей подробно сообщали по мобильному телефону.
Кошечка вздохнула, чувствуя поднимающееся в душе раздражение, и мысленно отвесила себе оплеуху. Работа требует сосредоточенности. Сейчас не время для экзистенциальной тревоги и размышлений об ином поприще. Речь идет об элементарном выживании.
Она сконцентрировалась на том, что ей предстояло, до непреодолимой скуки затвердила последовательность действий. Теперь Кошечка была уверена, что все пройдет гладко.
Она вступила в пятно света, считая шаги: один, два, три. Соль и мелкие камешки скрипели под тонкими подошвами легких туфель. Температура упала ниже нуля, мелкие лужицы замерзли, но это было ей только на руку. Кошечка мысленно поблагодарила судьбу. От холода она сгорбилась и побледнела, глаза начали слезиться. Будет неплохо, если они еще и покраснеют.
Полицейские в желтых мундирах, как и положено, стояли по двое с каждой стороны арочного входа в ратушу. Кошечка мысленно оценила ситуацию.
Итак, действо номер один. Бледная замерзшая красавица, вцепившаяся в мобильный телефон.
Она шагнула под арку одновременно с толпой других веселых гостей. В холодном воздухе звенел смех, гулко отдаваясь под сводами входа. Тусклый свет, косо падавший на фасад, оттенял беззаботные лица.
Кошечка сосредоточенно посмотрела себе под ноги, поравнявшись с первым полицейским офицером. Какой-то мужчина осипшим голосом громко звал такси. Полицейский шагнул к Кошечке, но она в ту же секунду с расчетливым притворством поскользнулась на льду, и беспомощно взмахнула руками. Полицейский инстинктивно сделал то, что сделал бы на его месте любой мужчина, – галантно поддержал Кошечку под локоть. Кошечка что-то смущенно пролепетала на невообразимом английском, высвободила ледяную руку и пошла к главному входу. Ей предстояло сделать еще тридцать три шага.
«Как все это легко, – подумала Кошечка. – Нет, решительно, такое задание ниже моего достоинства».
Внутренний, вымощенный двор ратуши был заставлен машинами представительского класса с тонированными стеклами. Боковым зрением Кошечка отмечала местоположение каждого охранника. Из здания, в клубах выдыхаемого пара, выходили толпы людей. Впереди, за машинами и садом, блестела черная поверхность озера Меларен.
Вторая отметка – вход в Голубой зал. В проеме двери стоял какой-то старик, не давая Кошечке пройти. Мужчина пропускал группу пожилых дам, которых он сопровождал, и Кошечке пришлось, стуча зубами от холода, ждать, когда пройдут все эти ископаемые птеродактили. Какой-то пьяный джентльмен отпустил в ее адрес сальную шутку, когда Кошечка, сжимая в руке мобильный телефон, скользнула в туалет. Это была отметка номер три.
Собеседник Анники Бенгтзон, заведующий редакцией журнала «Сайенс», галантно отодвинул стул, и она встала из-за стола номер пятьдесят. Ноги Анники слегка подкашивались, шаль, если бы она не подхватила ее, упала бы с плеч на пол. Какая толчея, сколько же здесь пестро одетого народа! Углом глаза она заметила проходившего мимо их стола постоянного секретаря Шведской академии наук. Господи, как же он красив.
