Вместо объятий любимого мужа, на пороге дома меня встречают
звуки секса.
Агрессивного, от которого вибрируют стены коттеджа.
Меня сразу же бросает в горячий пот.
Я теряюсь и не знаю, куда бежать.
Пульс начинает стучать в висках все сильнее, а глаза, я до конца
не понимаю почему, переполняются слезами настолько быстро и сильно,
что крупные капли влаги падают мне на грудь.
Рукой придерживаю большой живот и с отвращением, прислушиваясь к
ритмичным шлепкам, иду на этот разрывающий душу звук.
Наверное, это брат мужа привел сюда девицу в наше отсутствие. У
него на всякий случай есть комплект запасных ключей.
Или…
Или этому есть другое рациональное объяснение!
Потому что мой Михаил не из тех мужчин, которые способны
изменять беременной жене.
Он тот, кто собственноручно красит детскую комнату в
нежно-розовый цвет, несмотря на свою природную брутальность.
Он тот, кто собирает кроватку и бережно кладет туда детский
матрас, а наверх садит плюшевого мишку. Ведь он уверен, что это
будет любимая игрушка нашей дочурки, которая вот-вот появится на
свет.
Михаил только вчера прислал мне сообщение с прикрепленной к нему
фотографией горы пачек подгузников. Я шутя его пожурила и
напомнила, что новорожденные растут быстро и столько подгузников
нам не понадобится.
А сейчас, я шмыгаю носом и голыми ногами по бреду по прохладному
кафелю в сторону кухни, откуда продолжают доноситься стоны, шлепки,
и другие сопутствующие звуки быстрого, жёсткого секса.
Побелевшими пальцами вонзаюсь в дверной косяк. Меня шатает,
перед глазами пляшут черные точки.
Кончиком языка убираю попавшие на губы слезы, что нескончаемым
потоком текут по лицу.
И захожу.
Первыми в глаза бросаются разметавшиеся по мраморному кухонному
острову женские волосы цвета вороньего крыла.
Длинные, шелковистые.
Как у моей сестры.
Горло царапает немой крик, а в голове пульсирует ужасающая
догадка.
— Адель?
Ее имя само срывается с губ, я ничего не успеваю поделать.
Девушка, что извивалась под моим мужем еще секунду назад,
вскрикивает от неожиданности.
Взмахивает рукой с острыми ноготками цвета фуксии и случайно
сталкивает с центра кухонного острова дерево Бонсай. Горшочек
падает и разбивается, а растение, за которым я ежедневно ухаживала,
лежит на полу в куче земли.
Михаил подарил мне его, когда сделал предложение. Он тогда
пояснил, что если за деревом Бонсай ухаживать с любовью, то оно
может прожить сто лет.
И поклялся, что это дерево мы обязательно передадим по
наследству не только нашим детям, но и внукам.
Таким оригинальным признанием в любви, и обещанием счастливой
семейной жизни он подкупил меня.
А его любовница только что разбила не просто дерево любви, как я
в шутку называла Бонсай, но и меня.
Я тоже вся в осколках, лежу в куче холодной, могильной земли и
медленно умираю.
— Катерина?! — голос Михаила звучит строго, а сам он на шаг
отходит от разведенных в стороны бедер моей сестры. Поправляет
ремень брюк, не сводя с меня взгляда, и раздраженно чеканит: —
Какого черта ты здесь делаешь?
Адель вслед за моим мужем гордо поднимается и не спеша
застегивает пуговицы на блузке.
Оттягивает юбку, что даже в расправленном виде не оставляет
простора для фантазии, и становится рядом с моим мужем.
Меня поколачивает от истерики, что набирает обороты. Я вдоха
нормального не могу сделать. Хриплю. Всхлипы бесконтрольно
вырываются из груди.
В самом страшном сне я не была готова к тому, чтобы лицезреть
двойное предательство накануне родов.
Парных родов. Михаил хотел присутствовать, чтобы самостоятельно
перерезать пуповину.
Так что же он только что натворил? И почему из всех женщин
именно с ней?
