“И снова смертная рука
Твоя волнительно тянулась
К огню божественного сна
Что города сжигал до тла.
Её увидел ты во сне
Святое пламя содрогнулось
И ты окажешься во тьме
Вновь наяву, вновь в тишине
Глаза светились звездами кошмаров
Их свет когда-то жизнь любил
Но в теле, что хранило тысячи пожаров,
На чувства не осталось сил.
Проклятья смех проглотит города
В лице улыбки с яркими глазами,
В лице бесчестий костного клинка,
И шляпы с приоткрытыми устами.
И снова пламени рука
Погладит шляпу по затылку
Кивнув, что есть на все ответ,
Состроив темную ухмылку.”
Забытая шляпа
Пролог
Фауст сидел за большим столом, пил красное вино и очень старался не сойти с ума. В огромном зале, освещённом свечами и подвесными люстрами, проходил роскошный бал в сопровождении оркестра. На белых колоннах, крепились подсвечники в форме оленьих рогов, а потолки казались бесконечными из-за изображённого на нём звёздного неба. Прямо в воздухе летали зелёные силуэты птиц, бабочек и драконов – то ли из потоков воздуха, то ли из какого-то зелёного дыма. На площадке люди в вечерних нарядах танцевали вальс под нежную, но энергичную музыку.
В дальнем конце зала, на возвышении, стоял длинный стол с десятками угощений и видов вин. На кружевах скатерти можно было распознать мрачную символику – оленьего черепа и рогов. В центре, рядом с Фаустом, на резном троне сидел хозяин бала: пожилой мужчина в буром строгом костюме в клетку, ярко-зелёном галстуке, сочетающемся с зелёными глазами и серебряными запонками. Его лицо было вытянутое и худое: высокие скулы с впалыми щеками, тонкие губы, орлиный нос с благородной горбинкой и морщины, которые только красили его. Длинные волосы были полностью седыми, завязанными в хвост. У подлокотника стояла жуткая, но изящная трость. Её наконечник напоминал серебряное копытце, а основа из красного дерева с резьбой была произведением искусства. На навершии был закреплён крупный олений череп с серебряным напылением. Пустые глазницы трости мерцали ядовито-зелёными огнями.
Фауст, сидящий рядом, был намного моложе, с чёрными пышными волосами. Он тоже был одет парадно и, очевидно, чувствовал себя некомфортно. Юноша неуверенно бегал глазами по столу и задумчиво вертел в руке стакан.
– Ну что, Фауст, ты со мной выпьешь или тоже побрезгуешь? – сказал хозяин строгим голосом и приподнял свой железный бокал, украшенный зелёными, чёрными и красными драгоценными камнями. Он говорил чётко, неторопливо и размеренно.
Но в ту секунду Фауст уже ничего не боялся, полностью смирившись со скверным положением дел, и просто думал, как бы ему остаться в живых до конца вечера.
– Да нет, слушайте, просто… обдумываю тост.
Фауст облокотился на стол. Музыка заиграла энергичнее, и собеседники замолчали, пленённые магией музыки. Скрипачи словно сходили с ума.
Когда закончилась одна композиция, но ещё не началась другая, хозяин вставил слово, торжественно протянув бокал ещё раз:
– Тогда я начну. Выпьем же за страх! Который движет нами, шёпотом звучащий в ушах каждый вечер перед сном, без которого мы бы не ценили победы над ним и того, чего нам удалось достичь! – Хозяин поднёс бокал к губам и сосредоточенно посмотрел на его содержимое. – За страх неизвестности.
Фауст был встревожен. Накануне хозяин бала рассказал ему историю, которая не давала ему покоя. Фауст не хотел терять свой мир… второй раз. Нарастающие духовые и струнные звуки новой мелодии звучали в одном ритме со взволнованным сердцем Фауста. Хозяин пристально посмотрел на него.
– Знаете, после услышанного, – сказал Фауст, – может, выпьем за человечность?
– Как интересно, – сказал хозяин и полностью обратил своё внимание на Фауста.
– Человечность помогает нам победить этот страх.
