Я выросла на окраине империи, в самой северной ее части.
Буквально в нескольких шагах от старой крепости, в которой и
проживало наше семейство, гордо величающее себя наследниками самого
Эдинга, начинался таинственный и необыкновенно прекрасный
Эдинбургский лес. Хоть и были у меня некоторые сомнения
относительно родства с великим героем древности, в словах моего
дорогого родителя присутствовала логика.
– Если мы потомки Эдинга, – спрашивала я, – то почему носим имя
Бонков?
– Алиана, – отвечал отец, – твой великий предок завещал своим
потомкам охранять лес. Даже войдя в состав империи, мы не позволили
новой власти распоряжаться на нашей земле, отстояли лес и его
богатства. Так разве важно имя, если есть суть?
Сказать по правде, наш лес не нуждался в заступниках и вполне
мог позаботиться о себе сам. Скорее мы, Бонки, защищали людей от
леса, а не наоборот. Местные жители, воспитанные на давних сказках
и преданиях, старались лишний раз не заходить в чащу, а если
возникала такая нужда, не ходили туда без сопровождения кого-то из
Бонков. И правильно делали.
Лес редко отпускал чужаков.
Наша семья, которая состояла всего-то из пяти человек: я, маман,
отец и двое младших мальчишек – братьев-близнецов, была
благородной. На бумаге.
Где-то в кладовке, в старом сундуке, лежала перевязанная красной
ленточкой, свернутая в трубочку грамота, которая гласила, что Бонки
род древний, быть нам баронами да баронессами, и в жилах наших
(согласно грамоте) течет голубая кровь. На деле же мы были бедны
как церковные мыши и, чтобы выучить дочь (для успешного замужества,
конечно), вынуждены были отправить меня на обучение в один из
закрытых пансионов на государственной дотации. Потому что позволить
себе нанять учителей мы не могли.
Едва мне исполнилось четырнадцать, папа и мама снарядили для
такой цели телегу, а в телегу запрягли единственную нашу кобылу
Морковку. Морковка, которая, по словам отца, являлась самой лучшей
и экономичной заменой внедорожника, с трудом и очень медленно
довезла нас до железнодорожной станции. Самой северной, а потому
малоиспользуемой станции нашей страны. Тетушка Лидия, родная сестра
моего отца, продала нам билет и, утерев слезы, обняла меня, да так,
что кости затрещали. Мама, глядючи на такую картину, разревелась
белугой, и бедный папа, разрываясь между положенными напутствиями
для дочери и утешением жены, скакал между нами двоими. Последнее,
что я запомнила, это покрасневший мамин нос и растерянного отца –
тетушка вынесла родителям огромную бутыль коньяка – для
успокоения.
«Хорошо, что близнецы дома, – решила я, – иначе коньяк бы
понадобился всему поезду».
Дорога заняла почти неделю. За это время несколько раз у меня
сменились соседи, вернее соседки. Тетя оформила билет в женский
вагон, за что я много раз произнесла ей мысленное «спасибо».
Пассажиры мужского пола в дороге скучали, напивались и на
остановках выходили пошатывающимися и сильно нуждающимися в женском
обществе. Что касается моих невольных попутчиц, это были дамы
разного возраста, небогатые, но и не так чтобы бедные (попробуй-ка
купи билет). Кто-то ехал к родственникам, кто-то к жениху, кто-то к
новому месту работы по распределению после окончания обучения, а в
одном из крупных городов, уже на исходе путешествия, в поезд вошла
моя ровесница.
– Здравствуйте, – поздоровалась девочка.
– Добрый день. – Я поднялась с сиденья и приветственно
кивнула.
– Я Лиззи, – представилась она, протянула мне ладошку и сняла
шляпку.
– Ана, – так же как и она, я представилась домашним именем,
отмечая про себя, как красиво рассыпались по ее плечам каштановые
кудри.
Я такой красотой похвастаться не могла, потому что была
обладательницей абсолютно прямых светлых волос и совершенно
бесцветных серых глаз. В общем, типичная северянка.
