Часы на башне пробили десять раз, за окном погасли фонари. Я
зевнула и, потерев глаза, включила настольную лампу. Не закончу
расчеты к утру — проиграю спор Алексу, и тогда не видать мне нового
задачника как своих ушей.
В дверной колокольчик позвонили. Сунув карандаш за ухо, я
оторвалась от решения. Кто это? Лавка уже закрыта, да и для визитов
поздно…
Внизу шаркнул стул — тетя пошла открывать.
— Добрый вечер, срочная почта! — услышала я бодрый голос
почтальона.
Срочная почта? Сердце забилось быстрей. Неужели заказ?
Достопочтенная герра Хайнц уже несколько раз приходила к нам,
придирчиво осматривая образцы нашей продукции, то и дело цепляясь
то к якобы криво выведенному цветку на тарелке, то к недостаточно
яркой краске на кофейнике. Ее доченька выходит замуж, а двоюродный
дядька у матери жениха не кто-нибудь! У него «ван» в фамилии!
Приданое должно быть достойным и соответствующим!
А мы, а что мы? Мы терпеливо благодарили герру за все ее
замечания и только кивали. В последнее время дела в лавке шли
плохо. Тетя держалась молодцом, старалась не подавать вида, но я
знала, что после очередного повышения ренты у нее совсем не
оставалось денег. Черти бы побрали королевских лордов и их
жадность!
Дверь захлопнулась, отрезая уличные звуки.
— Дени, зайка! — позвали меня.
Я закрыла тетрадь, накинула на плечи шаль — последний месяц лета
в этом году выдался на удивление холодным — и выбежала из комнаты.
Крошечный коридор, с двух сторон заставленный стеллажами с
разномастной посудой, где-то уже расписанной моей рукой, а где-то
только извлеченной из печи, вывел меня к винтовой лестнице. Изо
всех сил сдерживаясь, чтобы не бежать и не свалиться (бывало и
такое), я взялась за перила и крикнула:
— Что там? Герра Хайнц все-таки задавила свою жабу и решилась
раскошелиться на новый сервиз?
Я остановилась на последней ступени. Тетя молчала, даже не
улыбнулась, а потом подняла на меня испуганные глаза. Нехорошее
предчувствие сдавило грудь, и я вцепилась в длинные кисти шали.
— Это тебе, Дениза, — впервые за много лет она назвала меня
полным именем.
На негнущихся ногах я подошла к ней и взяла из рук письмо.
«Леди Денизе ван Эберхард» — было написано на нем. На месте
отправителя красовался штамп с гербом рода ван Эберхард, и это
однозначно не сулило мне ничего хорошего.
Мне было одиннадцать, когда случилась печально знаменитая
«воздушная катастрофа». Вершина инженерной и магической мысли,
новейшая разработка — корабль, способный пройти небывалое
расстояние от далекой Северной автономии до столицы, совершил свой
первый рейс. Гигантская махина уже показалась в небе главного
города королевства и неожиданно рухнула на оживленную площадь за
несколько кварталов до воздушной гавани.
Жертв было ужасающе много и среди пассажиров, и среди случайных
горожан. Моя мама была одной из тех, кто пришел на ту площадь ради
выставки заезжего художника. «Обмен опытом», — смеясь, сообщила мне
она перед уходом. Если бы не простуда, я бы пошла вместе с ней…
Меня в числе многих других детей, оставшихся сиротами после этой
трагедии, определили в интернат. Не самое приятное место, надо
сказать. Дети мечтали вернуться домой к бабушкам, дедушкам, теткам,
хоть к кому, надеялись и ждали. Но я твердо знала, что ни за что на
свете не хочу жить в семье отца. Наши с родственниками желания
совпадали.
Брак родителей был ранним. Лорд женился на простой, пусть и
талантливой герре по большой любви. Увы, неудачно. Счастье
вспыхнуло и почти сразу погасло, за скоропалительным браком
последовал такой же быстрый развод. Я родилась уже после него.
Сплетни ли были тому виной или дурной характер, но бабуля ван
Эберхард настаивала на экспертизе отцовства. Нет дыма без огня, не
платить же содержание неизвестно еще чьему ребенку? Моя гордая мама
наотрез отказалась идти у нее на поводу. От денег бывшего мужа мама
отказалась не менее гордо. После этого окончательно уверившийся в
ее измене отец с чистой совестью исчез из нашей жизни.