– Отказано! – молоточек стукнул по столу.
Вот и всё…
У меня больше нет дома.
На что я рассчитывала? На милость нашего суда? Ну-ну…
Длинный белый парик судьи забавно дернулся в такт его движению.
Черная, идеально выглаженная мантия неподкупного служителя
правосудия наглядно говорила о том, что в моей жизни наступили
такие же черные дни.
Впрочем, эти дни наступили с тех самых пор, как погибли мои
родители, и семнадцатилетняя на тот момент студентка оказалась
совершенно одна. Родственники будто коршуны налетели на наследство,
ведь у них был целый год до моего совершеннолетия, чтобы растащить
всё, что осталось от состояния Шуваловых. А осталось не так и
много.
Отец поддержал революционеров. Вдохновленный большевистскими
идеями социального равенства, он продал почти всё имущество. Только
вот он не учел, что исход революции может оказаться совсем не
таким, как он предполагал. Не вышло. Аристократия, объединив
усилия, быстро покончила с недовольными. Шуваловы оказались в
немилости. Нас лишили титула и денег, правда, на тот момент их
почти не было.
Я не знаю, как маме удалось отложить средства на моё обучение.
Образование аристократок финансировалось из казны, и как только
Шуваловы перестали считаться благородными, встал вопрос о моем
дальнейшем пребывании в стенах Смольного института. Даже среднее
образование стало казаться чем-то недостижимым, не говоря о высших
женских курсах. Но факт остается фактом, из института меня не
выгнали, мама, как выяснилось, втайне от отца заплатила из
собственных средств, и заплатила вперед.
– Госпожа Шувалова, – подошел ко мне новый владелец нашей
усадьбы, – не стоит расстраиваться.
Я смяла платок, чтобы занять руки и не вцепиться в наглую
физиономию господина Милевского.
– Я в порядке, – процедила в ответ.
– Мари, – протянул мужчина, – кого ты обманываешь? – он взял
меня за руку. – Эта жалкая самостоятельность, эта нелепая работа…
Зачем?
– Затем, – выдернула руку из захвата, – что лучше жить на те
гроши, что мне платят в канцелярии полиции, чем ежедневно видеть
ваше лицо, Алексей.
– Глупая, – ласково улыбнулся мой мучитель, – но я не буду
мешать тебе развлекаться. Просто знай, что я всегда рядом, милая, –
нежно провел по моей щеке, и я отшатнулась. – Всегда, – добавил
Алексей и вышел из зала суда.
«Ненавижу»,– слёзы потекли из глаз. Как же я тебя ненавижу!
– Мария, – окликнул меня адвокат, – простите, но я ничего не
смог сделать.
Кивнула. Что толку кричать и возмущаться? Я с самого начала
знала, что шанса получить отсрочку по выплате нет. И нет этого
шанса вовсе не из-за законов. Господин Милевский использует все
свои связи, заплатит любые деньги, чтобы мне отказали. От этой
мысли руки стали нестерпимо тяжелыми. Ладони запылали синим
огнем.
Плохо, очень плохо. Потеряла контроль и почти выдала себя. Я
свела руки и мысленно представила, как холодная вода льется на
пламя.
Всё былое величие рода и вся его сила… Всё осталось в
прошлом.
Есть только Мария Шувалова, одинокая, бедная канцелярская крыса
со страшным, не имеющим аналогов даром. Даром убивать.
– Я всё понимаю, Иван Петрович, – ответила я мужчине, – спасибо,
что вообще согласились участвовать в этом фарсе.
– Девочка моя, – адвокат убрал документы в портфель, – брак с
Алексеем не самое страшное, что может с вами случиться. Тем более,
Михаил, ваш отец, был не против союза с Милевскими.
– Не против. Вот только женой Алексея должна была стать Ольга, а
не я.
– Верно, – согласился друг отца, – но Ольга погибла.
– И Алексей Сергеевич не особенно горевал, – я направилась к
выходу, – до встречи в управлении, Иван Петрович! – попрощалась я с
мужчиной.
– До встречи, дорогая! – крикнул он мне в ответ.
