На самой что ни на есть условной границе с коренной мордвой с древними обычаями – благоухала и радовала очи крестьян земляничная поляна без мутных озёр, да болот с водяными под зелёную тиною, без пней тяжеловесных, без ненавистных трав вроде полыни гадливой, крапивы жгучей, сухих травинок и даже репейников навязчиво липнувших к драгоценным пеньковым тканям и волосам на голове и на теле. Идеальное изумрудное поле усеянное травой-муравой и едкой рябью мелкими красными вкраплениями. Вдали, с середины поля, если встать колом и покружиться вокруг собственной оси, виднеются: и леса опушка, исполинский яр великого оврага на берегу Волги матушки, да кровли теремов, купола с чешуйчатыми маковками церквей на горизонте красуются, да по разным сторонам, и вид не портят ни на пядь. Всё сливается при кружении во единое, до приятной тошноты. Всё в абсолютной гармонии с великой природой, даже способные люди и их странные деяния; и князь справедлив, особенно после того, как его братья-заговорщики придавили его громоздкой иконой и ослепили, согласно византийской мудрости, дабы кровью не окропить без надобности землю; а все бедные здесь мудры до зависти богатых и это не шутка, и не пустая болтовня бесполезного идиота в обносках. Необученный танцу и чувству ритма медведь время от времени приводит семью на поляну из леса, полакомиться, отдохнуть от мёда, в свободное от медвежьих забот время, где пестрят жаворонки над полем, ласточки лавируют, косяки журавлиные пробивают плывущие в небе словно изогнутые ладьи облака и прочие дивные птицы и не дивные весело порхают, где стонут совы из леса, как заблудшие котята, особенно по ночам, кукушка кукует непрерывно, изредка пробегают и показывают свои изогнутые коромыслами тела куницы, ещё реже рыси, да зайцы с лисами, и лишь гербовый лось не покидает опушку леса, строго наблюдает за людьми, как византийская икона и слизывает соль с коры древесных стволов, что неизменно. Раз пришёл величественный лось весь покрытый тиной в поле, видимо в лесном болоте увяз, пока пробирался куда-то, тогда стали местные крестьяне поговаривать о лешем. В подтверждение тому девки стали возвращаться из леса с рублями в кожаных калитах, да драки с мертвецами на погостах по ночам учащались.
В свободное от праведного труда время в поле собирались в просторных холщовых рубахах мордовского шитья и в ярких сарафанах, в ярких по старым меркам, жители окрестных деревень и сёл, дабы вдоволь полакомиться спелыми ягодами со свежими сливками, приносили дуду и весело музицировали. Сливки брали с собой в небольших глиняных лепных кувшинах и лили прямо из широких горлышек белую жидкость друг другу прямо во рты украшенные идеально ровными слегка желтоватыми зубами с крепкой от природы эмалью и плотно набитые жёваными ягодами, а ловкие языки кружа в слизистой среде всё тщательно перемешивали и взбивали вкуснятину, как масло в деревянной ступе. И масло с хлебами приносили и кислое молоко, разумеется. Не обходилось и без сладкой медовухи и добродушных кулачных боёв у особо смышлёных и жизнерадостных мужиков плотно подпоясанных пеньковыми верёвками, дабы шаровары в бою не слетали оголяя ягодицы курам на смех.
На благолепном месте сбора счастливые люди и их верные резвые кони заводили новые знакомства со спелыми соседями и соседками, обменивались рабочим и крестьянским опытом, знаний от собратьев не скрывали, делились охотно всем с соседями, параллельно беседовали о жизни, о вещих снах и хозяйстве, жили не тужили, и вспоминали приятные события, и собирали ягоды в свои плетёные корзины про запас, на вечер, на сушку, или для родителей и стариков прикованных к постелям и русским печам.