В «Записной книжке» писателя-сатирика Виктора Ардова прочитал:
– Старый швейцар говаривал: «Человеческий век – шестьдесят лет. А все, что свыше, это нам Господь Бог на чай дает…»
Мне скоро 80 лет, как видно, отпущено «на чай» достаточно много. Я принимаюсь за книгу «Пролог» о своем происхождении со смешанными чувствами, и, пожалуй, главная составляющая этой «смеси» – опасение быть обвиненным в нескромности. Я ведь предполагаю говорить о своих предках, и волей-неволей придется рассказывать «о себе любимом».
Над каждой строчкой этого текста буквально повисают вопросы: кому ты интересен и, тем более, кто может проявить любопытство к твоей родословной? Вспоминаются слова французского поэта Шарля Бодлера из сочинения «Мое обнаженное сердце»: «Любой имеет право говорить о себе, если только умеет быть занимательным». Это лишь усугубляет положение, потому как занимательностью мои литературные опыты никогда не отличались.
Кому адресована книга? В первую очередь тем, кому я не безразличен, кто интересуется моим скромным творчеством, кто будет помнить меня. Может быть, в будущем какой-нибудь дотошный исследователь наткнется на мои труды. Как и я, бывало, с волнением изучал произведения авторов прошедших эпох. В этой книге я в основном описываю историю своих предков, родителей. По определению писателя Бориса Васильева: «История родителей – всегда ПРОЛОГ твоей жизни, а твоя жизнь – ЭПИЛОГ жизни твоих родителей»[1].
В молодости я не интересовался своей родословной. Да и поговорить со мной на эту тему было некому. Оба моих дедушки и бабушка со стороны отца ушли в мир иной задолго до моего появления на свет. Бабушки по материнской линии не стало, когда мне едва исполнилось пять лет.
Отец на мои вопросы о его происхождении отвечал скупо и с явной неохотой. Его – ветерана Воркутлага и Карлага – двадцать лет репрессий приучили к чрезвычайной, просто патологической осторожности. Боясь навредить сыну, он не распространялся не только о своем происхождении или месте рождения, но и национальности, настоящей фамилии, при первой возможности уничтожал лишние документы, случалось, не щадил и семейные реликвии. При этом история каждой семьи как раз и состоит из имен, дат, документов и фотографий.
Мать иногда предавалась воспоминаниям, но, как мне казалось, рассказывала всякий раз об одних и тех же событиях. Испытывая теперь чувство вины перед ней, должен признаться, что относился к ее повествованию без интереса. Острая потребность в этом возникла, как только моей мамы не стало. Что и говорить, жить моим отцу и матери пришлось в тяжелейшие годы – войны, революции, репрессии. Как сказал поэт Николай Глазков:
И на мир взираю из-под столика:
Век двадцатый, век необычайный —
Чем он интересней для историка,
Тем для современника печальней.
Книга состоит из двух частей. Первая – это изложение того, что удалось узнать о предках (происхождение мое и по материнской, и по отцовской линиям теряется на третьем-четвертом поколениях) в государственных и личных архивах. Затем следует жизнеописание родителей, обстоятельства их знакомства и сближения, приведшего к появлению автора на свет. Вторая часть – все, что удалось собрать, сохранившееся в черновиках, записных книжках, дневниковых записях моего отца Я. Д. Гродзенского, которого Варлам Шаламов называл одним из своих ближайших друзей, а Александр Солженицын посвятил по нескольку хвалебных строк в книгах «Архипелаг ГУЛАГ» и «Двести лет вместе».
