Даже через крохотный экран домофона
было видно, что мама готова заплакать. Она стояла на крыльце,
обхватив плечи руками, и как будто мелко тряслась. Ее изящный нос
распух, кожа посерела. Наспех собранные в пучок волосы норовили
вот-вот рассыпаться по плечам.
Я как-то даже завис, когда увидел ее
вот такую. Потом опомнился, чертыхнулся, неуклюже ткнул пальцем в
пиликающий домофон. Входная дверь открылась, но мама почему-то не
спешила входить.
— Ты один, родной? — спросила она
хрипло, через силу.
— Нет, у меня Виктория.
Мама поморщилась, приложила пальцы к
вискам:
— Тогда я не буду подниматься.
Спустись сам, пожалуйста: есть разговор.
— Что-то с папой?
— Потом, Платон, все потом. — Она
казалась такой маленькой и жалкой, что сердце у меня мучительно
сжалось.
Я тут же вернулся в спальню, вытащил
из шкафа джинсы и футболку. Мне хотелось ускользнуть из квартиры
незаметно, но не получилось. Виктория приподнялась над подушкой,
взглянула на часы.
— Боже, только шесть утра! Кто это
был? Куда ты собрался?
— Спи! — шепнул я и покинул комнату
без объяснений.
Минуту спустя я уже оделся и вышел
во двор. Мама стояла у крыльца и встревожено озиралась. Она
выглядела как шпионка, которая боится, что ее вот-вот
рассекретят.
Я торопливо, по привычке, чмокнул ее
в щеку:
— Что случилось, мама?
Рассказывай!
Мать не ответила, жестом попросила
следовать за ней и пошла вперед.
Вокруг никого не было. У земли
стелился туман — густой и холодный. Мама свернула к скверу,
начинающемуся сразу за моим домом, прошла метров двести и только
потом остановилась, посмотрела на меня. В ее взгляде читались
безысходность и отчаяние.
— Я в беде, Платон. Вся наша семья в
беде. И только ты можешь помочь.
По ее щекам заструились слезы. Мама
вытащила из сумочки платок — тонкий, почти прозрачный, — стала с
остервенением тереть лицо.
Я осторожно обнял ее за плечи.
— Ну что ты, мама, не надо плакать.
Я обязательно все улажу, только объясни толком, что случилось.
— Что случилось? Наша жизнь вот-вот
пойдет прахом — вот что случилось! — простонала она, вырываясь. — И
все из-за меня! Все из-за моей глупости.
— Я не понимаю, мама… — пробормотал
я, борясь с подступающим раздражением. — Что ты имеешь в виду?
Она опустила глаза и несколько
секунд словно собиралась с силами, а потом вдруг призналась:
— Двадцать три года назад я
совершила ужасное. Я изменила вашему отцу.
— Что? — ее признание меня почти
оглушило. — Что, прости?
Мать дернулась, как от удара, но
почти тут же выплюнула свое признание еще раз:
— Да, Платон. Я изменила вашему отцу
и всю жизнь ненавижу себя за это.
Я посмотрел на нее внимательней.
Мать пьяна? Заболела? То, что она сейчас сказала, просто не могло
быть правдой. С самого детства все вокруг меня твердят, что мои
родители — идеальная пара. Да я и сам это вижу. Они до сих пор
ходят везде держась за руки. До сих пор смотрят друг на друга как
влюбленные малолетки.
Но у матери ведь нет смысла мне
врать. Нет повода! Да и я уже достаточно пожил на свете, дабы
понять, что иногда благополучие лишь картинка.
Я пригладил взъерошенные со сна
волосы и постарался быть снисходительным:
— Двадцать три года назад — это
очень давно. Забудь. Главное, что ты сделала выводы и больше
никогда…
Мама не стала меня слушать — ей
срочно приспичило исповедаться.
— Все произошло летом девяносто
пятого, — сказала она, и глаза ее сверкнули каким-то нездоровым
азартом. — Ты гостил у бабушки в Воронеже, а я решила отдохнуть в
Сочи. Мы должны были поехать в отпуск вместе с Сашей, но в
последний момент твой отец, как всегда, предпочел работу. Я была
зла на него за это и, видимо, поэтому позволила себе флиртовать с
другим мужчиной. — Мама качнулась, тронула рукой куст смородины,
растущий у дорожки, оторвала и смяла листик. — Он был художником,
как-то попросил меня позировать и…
