Ночь дышала медом, дымом и мокрой от росы травой. На капище горели костры, их языки слизывали с неба мелкие, как брызги, звезды. Праздник Купалы смывал с людей усталость, пот и кровь недавних стычек с кочевниками. Сегодня все были равны: и воевода Светозар, могучий, как старый дуб, и последний смерд, чьи руки пахли землей.
Ратибор, сын воеводы, осушил очередную чашу с медовухой и рассмеялся, глядя, как девки с визгом прыгают через огонь. Ему было едва ли девятнадцать, и весь мир казался простым и понятным, как рукоять меча. Жизнь – это верная дружина, честь рода и улыбка Светланы, что сейчас сидела поодаль, сплетая венок.
– Пей, Ратибор, но голову не теряй, – пророкотал рядом отец. Светозар положил тяжелую ладонь ему на плечо. – Завтра снова думать придется.
– А сегодня пусть думают боги, отец. Мы свою дань им заплатили.
Рядом, прихлебывая из рога, сидел Всеслав, воевода соседнего городища. Старый, хитрый, с глазами, похожими на два мутных камешка на дне ручья. Он улыбался, морщины у глаз складывались в добрый узор.
– Правильно, сокол. Молодость для веселья, – проскрипел он. – Хорошо сидим, Светозар. Мирно. Крепко.
– Твоими бы устами мед пить, старый лис, – усмехнулся Светозар и обернулся, чтобы крикнуть что-то своим гридням.
И в этот миг тишину разорвал нечеловеческий крик. Он прилетел со стороны дозорной вышки. А следом – рев боевого рога, но не своего, знакомого, а чужого, пронзительного и дикого.
Из-за стены леса, с той стороны, где не ждали, хлынула темная волна. Печенеги. В свете костров блеснули кривые сабли. Ратибор видел, как первая стрела вонзилась в горло смеявшейся секунду назад девке. Праздник захлебнулся кровью.
Мужики, хмельные и безоружные, бросились к шатрам, где оставили мечи и щиты. Но было поздно. В ряды нападавших вклинились другие воины – рослые, в добротных доспехах. И Ратибор с ужасом узнал на их щитах знак Всеслава.
– Отец! – крикнул он, выхватывая свой меч.
Но Светозар уже все понял. Он стоял лицом к лицу с Всеславом, который перестал улыбаться. В руках старика был короткий боевой топор.
– За что, Всеслав? Мы же… клятву давали. На крови.
Всеслав сплюнул.
– Кровь смывается кровью, Светозар. Твой род слишком разросся. Пора проредить.
И прежде чем Светозар успел поднять свой меч, два дружинника Всеслава ударили его в спину. Копья вошли глубоко, с хрустом ломая ребра. Светозар упал на колени, глядя на сына с недоумением и болью. Ратибор видел, как из его рта хлынула темная кровь.
Мир для Ратибора сузился до двух точек – мертвеющих глаз отца и ухмыляющегося лица Всеслава. Все остальное – крики, звон стали, запах горящей плоти – стало далеким фоном. Он не закричал. Он взревел, как раненый медведь.
Этот рев был единственным звуком, который он издал. Дальше говорили только мышцы и сталь. Он шагнул вперед, и меч в его руке стал продолжением ярости. Первый воин Всеслава попытался остановить его, но Ратибор не стал отбивать удар. Он просто шагнул в сторону и рубанул наотмашь, рассекая кожаный доспех и то, что было под ним. Второй получил рукоятью меча в лицо, хрустнула челюсть.
Он не думал о защите. Он не видел ничего, кроме цели. Каждый человек со знаком Всеслава на щите был для него просто препятствием. Он не чувствовал боли, когда печенежская сабля полоснула его по плечу. Он лишь развернулся и вонзил свой меч кочевнику в живот, провернув лезвие.
Всеслав отступал, выставив вперед своих лучших бойцов. Он не ожидал такой ярости от юнца.
– Взять его! Живым! – прохрипел он.
Два тяжелых дружинника с секирами бросились на Ратибора с двух сторон. Это должно было закончить бой. Но он прыгнул не назад, а вперед, прямо на одного из них. Он ударил его щитом в грудь, выбивая дух, и тут же, извернувшись, подставил его тело под удар секиры второго воина. Лезвие с глухим стуком вошло в спину соратника. А Ратибор, оттолкнув от себя мертвый щит, оказался лицом к лицу со вторым врагом. Их глаза встретились на мгновение. И в следующий миг меч Ратибора пронзил его горло.
