— Как на соль? — Старуха поднесла мне ложку с кипящим
бульоном.
Я подула, потянула капельку.
— Нормально, — буркнула.
— А на специи?
— Потрясающе, — я выдавила неестественную улыбку и пошевелила
связанными колючей бечевкой запястьями. Веревка впилась в кожу и
изодрала руки в кровь. Но несмотря на жгучую боль, я не теряла
попыток освободиться.
Старуха сыпнула в котелок какой-то зеленый порошок, помешала
огромным половником и зачерпнула еще чуть-чуть на пробу.
— А так? — спросила, снова угощая меня.
— Если мне не понравится, вы меня отпустите? — прямо спросила я,
потеряв терпение к пробе варева, в которое эта ведьма скоро
покрошит и меня.
Она злорадно похихикала. Морщины на ее лице заиграли
бородавками, а балахон с заплатками заболтался на ее сухом,
скелетообразном туловище. Она поднесла наполненный половник к
своему лицу, но клюнула в горяченный бульон длинным, крючковатым
носом и выругалась благим матом. Нос вмиг позеленел и, казалось,
вздулся. При иных обстоятельствах я бы посмеялась, ну или хотя бы
посоветовала ей обмакнуть его в соль, но в ожидании смерти мне было
не до шуток.
На жердочке хрюкнула старая, общипанная курица. Она была до того
дряхлой, что ее пучеглазая головка колыхалась на тонкой, длинной
шее, а кривые лапы едва удерживали ее жалкий вес.
Старуха зачихала. Крепко и пронзительно. Каждый ее чих
сопровождался хрюканьем птицы, и эта какофония звуков
«Бурль-Апчхи-Хрю» навеяла на меня какой-то ведьмовской рэп. Старуха
явно переусердствовала с последним ингредиентом и оказалась в
ловушке аллергии. Не знаю, сколько прошло времени, но пока она
выплясывала вокруг котла, борясь с чиханьем, я вспомнила треклятое
заклинание и, прошептав его, высвободила руки. Когда узлы ослабли и
веревка соскользнула, я чертыхнулась, ругая себя за прогулы. Если
бы я посещала все занятия по колдовству, которые так и не окончила,
то не влипла бы в эту неприятную, попахивающую каннибализмом
историю.
«Бурль-Апчхи-Хрю»
— Куда?!!!
— Пойду-ка покурю!
Я юркнула в сторону и скрылась за шкафом. Старуха за мной,
вопреки тому, что чиханье периодически скрючивало ее пополам.
«Бурль-Апчхи-Хрю»
— За гостеприимство благодарю!
«Бурль-Апчхи-Хрю»
— Спасибо говорю!
— Догоню!!! — Старуха запнулась о корзину с лягушками.
Та навернулась, крышка слетела, и земноводные, выскакивая
попрыгунчиками, облепили ведьму. Я схватила дрыхнущую в «красном»
углу метлу, которой совсем не понравилось, что ее разбудили.
Разозленная, она вырвалась у меня из рук и со всей дури шлепнула
меня по заднице.
«Хоть бы перекрестилась сначала!»
— Древко на дрова пущу, прутья — на кукол! — пригрозила я, а
сама на иконы украдкой глянула, «Отче наш» мысленно вспомнила да,
пальцы сложив, попыталась перекреститься.
Метла замерла в воздухе.
— То-то же, — я погладила ее по колючим прутьям. — Я тебе
хорошей хозяйкой буду. Только из леса вынеси меня.
Ах, лапуля какая! Покладистая. Древком кивнула мне. Осточертела
ей старая ведьма. Не ухаживала за милашкой. Прутики не расчесывала,
кончики не подстригала, древко не натирала, массажем не
баловала.
Чихающая старуха продолжала напрасно бороться с боевыми
лягушками. Зато курица предприняла единственную попытку помешать
мне сбежать. Сорвалась со своей жердочки да прямиком на меня.
Глупая птица! Вместо того чтобы облететь котел, решила над ним
пронестись. А пролететь над котлом ядовитого варева — то же самое,
что над четвертым реактором чернобыльской АЭС. Потеряв управление
полетом, курица хлюпнулась прямо в кипящий бульон.
Я сделала вид, будто не при делах, взобралась на метлу и еще раз
погладила ее.
— Ну, радость моя, летим навстречу лучшей жизни.
«Радость моя» не раздумывала. Не прощаясь со старой хозяйкой,
она рванула к двери, вышибла ее и взмыла в небо.
