Национальная галерея искусств, Вашингтон. Гулкий стук каблуков по плиточному полу
Она медленно шла по узкому коридору с тёпло-серыми стенами и ровными рядами картин. Иногда останавливалась, вглядывалась в старинные масляные полотна и шла дальше. Не цепляло.
Руки были сложены за спиной – она теребила веточку мимозы, которую купила на улице недалеко от галереи – её любимые цветы. Медвяный запах солнечных пушистых соцветий неизменно возвращал её в детство.
Народу было много – в последнее время интерес к искусству снова вошёл в моду.
Она осмотрелась вокруг: любопытно, много ли здесь тех, кто пришёл не ради моды, а ради интереса?
Глубоко вдохнула особый музейный аромат – аромат истории.
Прошла сквозь высокую прямоугольную арку и оказалась в следующем коридоре – светлом, приглушённо-желтом. Остановилась на мгновение, решая, в какую сторону направиться.
Внезапно один сюжет привлёк её внимание: на картине был изображён молодой мужчина в чёрном фраке, сидящий за небольшим столиком, накрытым белой скатертью. Настороженными глазами он смотрел на стоявшего рядом человека с обнажённым торсом: его ноги были полностью скрыты длинной бледно-зелёной драпировкой, а указующий перст направлен на замок вдали на холме. Одной рукой «денди» напряжённо хватался за край стола, а другой отводил от себя трёх красавиц, за спинами которых стояла угрожающе-чёрная фигура смерти с большими вороными крыльями. Одна из девушек держала поднос с кофейником, вторая рюмку, а самая дальняя, с болезненно-зелёной кожей ‒ медленно курила.
‒ Почему именно нож?
Она растерянно оглянулась на невысокую полную женщину лет шестидесяти пяти. Её крашеные в соломенный цвет волосы были убраны в неаккуратную высокую причёску. Возможно, цвет когда-то был другим, но сильно выцвел, а причёска с утра выглядела лучше. Как и слегка подтёкший макияж – женщина сильно потела.
‒ Какой нож?
Женщина указала на картину коротким толстым пальцем с алыми ногтями, слишком яркими для её возраста и пальто, модного ещё в далёком 2090 году.
‒ Эта занавеска крепится к нему ножом. Надо же было додуматься, воткнуть ему лезвие в самую…
Девушка недоумённо воззрилась на картину, чтобы понять, о чём говорит незнакомка, и чуть не прыснула со смеху.
‒ Это всего лишь ремешок, ‒ ответила она, стараясь скрыть улыбку, ‒ он поддерживает на нем это…эту…штору!
‒ Странный ремешок… с одной стороны.
‒ У вас драматичное видение окружающего мира, ‒ она тщетно попыталась убрать со лба непослушную кучерявую чёлку.
‒ У меня правильное видение, ‒ убеждённо впечатала женщина и смерила оппонентку строгим взглядом.
‒ Тогда где кровь? ‒ не сдавалась та.
‒ Возможно, ещё не проступила.
‒ В таком случае на картине должен быть нападавший.
‒ А вдруг вы обе неправы? Позвольте…
Голос прозвучал совсем близко. Спорщицы угрожающе медленно обернулись.
Рядом с ними стоял высокий химерик в строгом сером костюме служащего музея. Его голос был спокойным и уверенным. Не дожидаясь приглашения, он сделал пару шагов к картине и слегка наклонился. Его взгляд задержался на холсте: зрачки сузились и вспыхнули бледным неоновым светом. Он не просто смотрел – он анализировал, пиксельно, построчно.
‒ Учитывая траекторию линии и напряжение сцены… определённо нож. Я, конечно, могу ошибаться, но крайне редко.
Пожилая женщина победно вздёрнула подбородок и с триумфом удалилась.
Девушка неприязненно сделала шаг в сторону – химерик стоял слишком близко.
Химерики раздражали её не меньше андроидов. А может даже больше, после того как она лишилась работы – её, как и многих других, заменили этими биомеханическими образинами. Может, тело у них было частично живое, но полностью бездушное.
