Лана
Хотите знать мою историю? Она похожа на сказку. Но без
хэппи-энда.
Жили были две девочки. Чернявые близняшки — радость мамы и папы.
Потеха всем, кто смотрел на них и не мог понять, где кто. Кого
зовут Леной, а кого — Ланой. Разве что первая слыла озорной
гулякой и лучшей подругой хулиганов. А Лана прилежно училась, была
тихой, спокойной, послушной... И вот как-то раз они вылезли на
крышу. Поздно ночью — Лена слышала, как взрослые говорили одно и то
же. Они твердили о северном сиянии. В ту ночь его
было видно как никогда хорошо. И сестры вылезли из
спальни, чтобы посмотреть на чудо, посмотреть на то, как в небе
струилась красота и загадочный зеленый свет. Он становился то
белым, то синим, то опять разливался изумрудом.
Тогда я твердо решила, что северное сияние — это самое
красивое, что можно видеть в своей жизни. И что ничего красивее я
уже не увижу.
И Лена меня толкнула. Она просто поскользнулась, оступилась. Но
это уже неважно. Я упала с крыши дома и ударилась затылком. Меня
окутала тьма, я потеряла сознание. А когда пришла в себя, то
слышала только голоса. И ни капельки света.
Северное сияние — это последнее, что я видела в своей
жизни. И когда я представляю мир — я представляю его.
Северное сияние.
***
— Прости, Лана, мне очень жаль, — смотрела на
меня сестра, а я ее только слышала.
Прошло столько лет, а я опять падала вниз вместо Лены. Она убила
человека, а отвечать придется мне. То ли ирония, то ли судьба. Но я
должна была прикрыть ее и использовать свой недостаток как
преимущество. Просто притвориться ею, чтобы спасти от
тюрьмы.
— Девочки, у нас мало времени, — нервничал отец и
расхаживал по комнате. Он то и дело смотрел в окно, шурша
занавеской.
Звуки и запахи — единственное, что у меня есть. Я
через это вижу мир вокруг, я этим фактически живу.
А еще у меня есть семья: мать и отец, сестра-близняшка Лена,
которую должны судить за случайное убийство. И так как я не приношу
своей семье ни грамма пользы, я должна пожертвовать собой. Должна
сделать вид, будто я Лена, а не Лана. И просто потеряла зрение в
аварии. А не десять лет назад, как это было на самом
деле.
— Ты плачешь? — спросила я отца. — Я
ведь это чувствую. Ты плачешь.
Он прижал меня к себе и поцеловал в макушку.
— Все будет хорошо, — говорил он то ли мне, то ли
самому себе. — Все будет хорошо. Тебя
освободят, по-любому освободят. Адвокат
сказал... — снова выглянул он в окно, — сказал,
что суд признает тебя недееспособной. В таком состоянии ты просто
не можешь отвечать за содеянное. Тебя
признают... — заплетался у отца язык от
спешки. — Судья заменит наказание лечением. Мы уже обо
всем договорились. Юрист обещал, что все пройдет гладко. А
теперь... Теперь давай поспешим — конвоиры вышли из
машины и идут к нашей двери. Лена, — крикнул он
сестре, — прячься! Мы выходим.
На улице было тепло — светило солнце. Но я его не
видела, а просто ощущала на лице. Я любила выходить на улицу. С
того момента, как зрение пропало, я долгое время находилась в
четырех стенах. Я забыла, как гулять по тротуару, как гонять мяча,
как бегать, как... просто переступать порог своего дома. Но все
изменилось, когда мне исполнилось восемнадцать и общество слепых
подарило мне поводыря.
— Стоять! — рявкнул конвоир и расчехлил оружие с
пугающим щелчком. — Фу! Убрать собаку! Собаку!
За мной выбежала Марла. Мой единственный друг и
защитница — самоотверженный доберман, не терпящий чужих.
Она почуяла опасность и бросилась меня защищать.
— Папа, убери Марлу! — просила я, чтобы
никто не пострадал. — Папа, пожалуйста! Держи Марлу!
Не дай ей убежать!
Собака громко лаяла на чужаков и рвалась ко мне. Но это был
последний раз, когда мы с ней виделись. На моих руках защелкнулись
браслеты — тяжелые, холодные. Они словно тянули меня
вниз, тянули в бездну, из которой не вылезти. Сев в машину для
зеков, я почувствовала, как иду на дно. Мы отъезжали от дома, и я
понимала, что ошиблась. Возможно, все это было
шибкой — мне не стоило соглашаться. Зачем я так
поступила? Ведь это не я виновата, а она.
