Рождённая пророчеством

Пролог

В самом сердце Европы, где карта теряет точность, а компасы начинают вести себя странно, среди изумрудных холмов, окутанных туманом, и лесов, чьи деревья помнят шаги древних королей, раскинулось королевство, о котором не рассказывают в учебниках истории. Его имя – Элария. Страна, где сама реальность казалась чуть более гибкой, чем принято считать, где магия не была выдумкой, а частью дыхания мира. Здесь ветер шептал на забытых языках, а реки несли в себе не только воду, но и память. Земля Эларии пульсировала жизненной силой, древней, чем само время, и каждый камень, каждая тропа, казалось, знала больше, чем любой мудрец.

Элария была не просто государством – она была живым организмом, сплетением природы, духа и человеческой воли. Её жители веками жили в гармонии с окружающим миром, не разделяя магию и науку, интуицию и разум. Под правлением короля Аларика и королевы Серафины, страна процветала, словно цветущий сад, где каждый лепесток знал своё место. Их правление было не только справедливым, но и почти мистическим: они не просто управляли – они слышали землю, чувствовали её настроение, и умели говорить с ней на языке, который давно забыт в других уголках мира.

Но двадцать лет назад всё изменилось. В одну роковую ночь, когда звёзды будто отвернулись от земли, королевская семья исчезла. Не было ни крика, ни следа, ни единой улики. Дворец опустел, как будто выдохнул последнюю тайну. Люди проснулись в мире, где привычный порядок рухнул, а свет, казавшийся вечным, начал тускнеть. Слухи распространились мгновенно – говорили о предательстве, о древнем проклятии, о тёмной магии, пробудившейся из глубин. Одни утверждали, что король был обманут ближайшими советниками, другие – что сама земля отвергла своих правителей.

Королевство, некогда единое, распалось на фрагменты, как зеркало, разбитое чьей-то дрожащей рукой. Города стали жить по своим законам, леса – по своим. Трон, некогда символ единства, остался пустым, покрытым пылью и молчанием. Надежда, которая ещё теплилась в сердцах, постепенно превратилась в легенду. Люди начали рассказывать истории о потерянном наследнике – ребёнке, который, возможно, выжил, скрытый от глаз мира, и однажды вернётся, чтобы восстановить порядок. Эти сказки стали частью детства, их шептали у кроватей, вплетали в колыбельные, рисовали в книгах с потёртыми страницами.

Но никто не знал наверняка, что было правдой, а что – утешением. Элария осталась в тени, забытая картографами, но не забытая сердцами. И в этой тени, среди руин и шепота, начиналась новая история – история того, кто осмелится переступить порог и узнать, что осталось от королевства, где магия когда-то была воздухом, а надежда – светом.

Амелия Картер стояла за дубовым столом в Бостонской публичной библиотеке и позволяла пальцам скользить по тиснёным названиям книг, как музыкант проводит рукой над клавишами, ещё не касаясь их. Шрифт золотился на потемневших корешках, лампы с зелёными абажурами рассеянно мерцали, а пыльные частицы, взвившиеся от её движения, плавали в жёлтом, как чай, свете. Запах старой бумаги и чернил утешал – густой, терпкий, чуть сладковатый. Он был неотъемлемой частью её тихой, размеренной жизни, как приглушенный стук каблуков в читальном зале и ровный щелчок штамповочной машинки внизу.

В двадцать пять Амелия уже знала, какая это роскошь – не торопиться. Она выбирала истории не по громкости рекомендаций, а по едва уловимому внутреннему согласию: как иногда выбирают чашку – в ладонь легла, и значит, твоя. Её собственная жизнь была ничем не примечательной, но наполненной малозаметными радостями. По утрам она занималась каталогизацией новых поступлений: проверяла накладные, присваивала шифры, аккуратно клеила штрих‑коды, а в карточный ящик, который в этой библиотеке по капризу традиции всё ещё вёлся, вписывала аккуратные строки тушью. Днём помогала посетителям найти идеальное чтиво – от учебников по статистике, выматывающих даже в аннотациях, до романов, которые сами распахивали двери в миры, далёкие от её собственного. К вечеру возвращалась в свою скромную квартиру в трёх остановках от Копли, ставила чайник, доставала с полки плед, так мягкий, что казался облаком, и открывала классический роман, тот, где конец она знала наизусть и всё равно каждый раз волновалась.